Разговор за рюмкой чая
Валерий Столыпин
В юности автор мечтал стать писателем. Старался, упрямо скрипел карандашами. Не стал, по причине отсутствия житейского опыта. Позже жизнь закрутила – писать стало некогда. Надеялся, что когда-нибудь потом расскажу обо всём. Оказалось, что память – весьма ненадёжная функция. Но мечта осталась. Когда возраст начал напоминать о себе пришло время подводить итоги. Багаж событий к тому времени был накоплен солидный, посему решено было кропать мемуары. Вот только писать за столько лет совсем разучился. Пришлось вспоминать правила грамматики, пунктуации и многое другое. Попутно выяснилось, что жизнь обычного человека никому, даже близким людям, не интересна. Тогда автор начал вести задушевные беседы и слушать. Есть у моих соотечественников сентиментальная особенность – желание исповедаться, выговориться, вывернуть наизнанку душу, особенно когда один на один да под рюмку чая. Попробовал – получается. С тех пор и пишу. Содержит нецензурную брань.
Валерий Столыпин
Разговор за рюмкой чая
Самая счастливая
Ксюха, на самом деле её звали Аксинья (папа тяготел к старине, принципиально называл её полным именем) не спала уже минут сорок, но не решалась встать, чтобы не разбудить Антона.
В промежуток плотно задёрнутых штор пробивался рассеянный утренний свет, подвижный и объёмный.
Наблюдать, как спит любимый, было чертовски приятно.
Она обожала этого покладистого мужчину с внешностью мальчика и решительным характером.
Он был для неё всем, что дарило ощущение непрерывного блаженства, особенно когда находился так близко, как сейчас.
Аксинья прощала возлюбленному всё, даже когда первой реакцией на его поступки была обида.
Она всегда была миролюбивой и кроткой, тем более с ним, самым-самым дорогим человеком.
Девушка любила таинственную тишину пробуждения, когда оставалось время понежиться в постели, тем более, что она была не одна.
С Антоном Ксюха жила в гражданском браке больше пяти лет.
Девушка называла его мужем и ни разу не усомнилась в том, что это действительно так.
Любимый последовательно, без вариантов и сбоев вёл себя как настоящий глава семейства, ограждая Аксинью не только от бытовых сложностей, но и от принятия жизненно важных решений.
Девушка тихонечко освободилась от одеяла, не отрывая взгляда от Антона, осторожно приподнялась, опустила на коврик ноги.
Любимый потешно сморщил нос и губы, застонал во сне.
Ксюха инстинктивно прикрыла ладошкой рот, словно таким жестом можно было закупорить звуки, и перенесла тяжесть тела на ноги.
Крадучись на цыпочках девушка добралась до окна, тихо раскрыла форточку, чтобы запустить в комнату утреннюю свежесть и вздрогнула от неожиданно раздавшегося звука.
– Сюха, ну чего вскочила ни свет ни заря? Иди сюда, мне без тебя так зябко, так одиноко. Только ты можешь меня отогреть.
– Спи уже, будильник почти через час зазвенит. Я пока сырники приготовлю и кофе.
– Ага, уснёшь тут, когда такие деликатесы по комнате шныряют. Живо ко мне, кому сказал!
– Ишь, раскомандовался. Сейчас всё брошу и побегу грелкой работать.
– Не работать, дурёха, а спасать страждущего, нуждающегося в утешении и исцелении.
– Знаю я, чего у тебя болит.
– Не болит, а изнывает. У меня пульс прерывистый и сердечная недостаточность.
– По-моему напротив, избыточная достаточность. Скромнее нужно быть, сдержаннее. Через час тебе на работу.
Ксюха улыбалась, понимая, к чему клонит Антон. Такое представление с завидным постоянством разыгрывалось почти ежедневно.
Этот спектакль был сродни феерическому лазерному шоу Жан-Мишеля Жарра на восемьсотлетие Москвы на Воробьёвых горах.
На самом деле Аксинья шизела от происходящего.
Её уже потрясывало от желания, но уступить без боя девушка не могла.
Немедленная капитуляция могла разрушить сценарий сокровенного ритуала соблазнения.
Антон был настойчив, Ксюха вполне убедительно играла роль непонятливой упрямицы, стараясь выскользнуть из старательно расставляемых любимым силков как шустрая ящерка, но, не тут-то было.
Мужчина умело вёл наступление, выигрывая тактически.
– У меня ногу свело. Вот здесь.
– Я знаю, что ты называешь ног