Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой
Андрей Александрович Васильев
Книжная полка Вадима Левенталя
Документальный роман Андрея Васильева посвящен «Портрету Елизаветы Яковлевой», который экспонировался в крупнейших галереях мира как подлинная работа Казимира Малевича и продавался за 22 млн евро. В ходе расследования автор находит неопровержимые доказательства того, что авторство картины принадлежит совсем другому художнику. Но попутно, как в хорошем детективном романе, выясняется еще множество неожиданных фактов и обстоятельств, касающихся устройства рынка искусства – возможно, самого коррумпированного и самого непрозрачного из всех.
Как высочайшего класса расследование эта книга подробно рассказывает о потайных механизмах функционирования арт-рынка; как роман – обращается к глубинам человеческой природы.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Андрей Васильев
Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой. Архивный роман
Марине Хмелевой
Deus conservat omnia – Бог сохраняет все.
Геральдический девиз рода Шереметевых
Искусство давно перестало быть магией. Сегодня это, как ты вполне верно заметил, предварительный сговор.
В. Пелевин
Жизнь – такая система, где все загадочным образом и по какому-то высшему плану закольцовано.
Ю. Трифонов
В оформлении обложки использованы фрагменты рисунка Владимира Лебедева 1917 года из собрания автора.
© А. А. Васильев, 2021
© ИД «Городец», 2021
© П. П. Лосев, оформление, 2021
Предисловие
Лежащая перед вами книга получилась случайно. Более всего она похожа на незапланированного, но желанного ребенка.
Сызмальства мне казалось, что настоящий мир устроен не так, как о нем рассказывают взрослые, а совсем наоборот. Даже любимый роман Гюисманса, который я перечитывал несколько раз, как только открыл социальные глаза, назывался – «Наоборот». Нацепив очки, я открыл для себя другую книгу того же автора – «Без дна», которую откладывал только ради «Голема» Майринка, «Заупокойной мессы» Пшыбышевского и прочих тому подобных сочинений, описывающих изнанку реальности.
В школе и в институте мои подозрения относительно фиктивности видимого жизнеустройства только усилились, а наступившая перестройка доказала, что я был прав. Последовавшее затем «вставание с колен» подтвердило, что я был прав вдвойне. Все обстоит совсем не так, как кажется на первый взгляд. И на второй, впрочем, тоже. Не говоря уж о третьем и четвертом.
В профессиональном отношении меня более всего интересовал феномен двойников. Психопатологическая схоластика записывает эти своеобразные переживания «подмены» в число банальных симптомов страшной болезни, но мне всегда представлялось, что за поверхностью явления просвечивает иная сущность.
A realibus ad realiora – «от реального к реальнейшему» – «Другая жизнь и берег дальний», как писал Пушкин, куда не проложено прямых позитивистских дорог.
Только музыка и поэзия. Или молчаливые афонские исихастские практики, гурджиевские «движения», суфийские танцы дервишей, холотропное дыхание и запрещенные вещества. Эти методики, однако, в основном продают билеты в один конец или отличаются досадной мимолетностью. Остановить мгновение нельзя без помощи темных сил. Отзвучав, несмотря на все попытки ретенции удержать ее в душе и сознании, мелодия исчезает навсегда. По словам Хаксли: «Музыка это доказательство: Бог существует. Но только до тех пор, пока звучат скрипки». Однако проникнуть в то лишенное времени и пространства место, где она хранится, мы не можем. Разве что ненадолго заглянуть через какую-нибудь картину.
Отец Павел Флоренский называл икону «окном в мир горний». На такие высоты по многим причинам я рассчитывать не мог, поэтому мне оставалась живопись, также, по словам философа, претендовавшая на то, чтобы «вывести зрителя за предел чувственно воспринимаемых красок и холста в некоторую реальность». В таинственную область, лишенную хода времени. Туда-то мне и хотелось попасть. Или хотя бы заглянуть одним глазком.
Но на моем пути стояло одно препятствие – сомнение в подлинности увиденного. И речь