«Он хмурый неприветливый знаток…»

Он хмурый неприветливый знаток.

Гуляет по причудливой аллее,

Зовёт в ладонь слетающий листок —

И постепенно взгляд его теплеет.

И колкие глаза не столь сухи,

И одинок вдруг – лишь наполовину.

Он любит дегустировать стихи,

Красивые и дерзкие, как вина.

Он смотрит на породистых собак

С желанием купить одну такую.

Он постоянно ждёт какой-то знак

И потому, быть может, и тоскует.

И потому так хмур среди людей,

Спешащих, суетливых, вездесущих,

Дурных от пробок и очередей,

Сплошных небес и этих серых туч их.

Им не до книг – им не хватает сил:

У них то безработица, то голод.

И если б кто-нибудь его спросил,

Как он теперь. А он, увы, немолод.

Его тревожит посторонний гам.

Он носит старомодное, прямое

Пальто. Листок скользнёт к его ногам.

А завтра осень сменится зимою…

    (9.02.2012, 19:29, г. Волгоград)

«Объявлена охота на мышей…»

Объявлена охота на мышей —

Неутомимых вездесущих тварей,

Которых нет дрянней, неблагодарней,

И цель одна – прогнать бы их взашей.

Но ты смотри – один попался в клеть:

Дрожащий нос и тоненький хвостишко.

А знаешь, друг: пожалуй, это слишком —

Они малы, их стоит пожалеть.

И отпустить, и дать с руки хлебца,

И пригласить полакомиться салом.

Ведь ты и сам порой бывал усталым

И голодал. Не хмурь теперь лица,

Но сделай мир хоть чуточку светлей.

Ты добр в душе; ты, кажется, согласен.

И лишь один вопрос тебе неясен:

А как же те, попавшиеся в клей?

Не подниму повинной головы.

Не потерпев их пакостей без счёту,

Дала сигнал открыть на них охоту,

И кое-кто уже давно мертвы.

Не трогай струн, расстроенных, больных.

Над теми пусть шумят ветра и травы.

А мы – давай воспользуемся правом

Освободить хотя бы остальных…

    (19.02.2012, 1:51, г. Волгоград)

«Господь мне даровал земную плоть…»

Господь мне даровал земную плоть

И начертал заветную дорогу.

А я должна взрастить, перемолоть

Зерно и выпечь хлеб – совсем немного.

И я живу, гляжу на мир вокруг,

Пишу стихи спокойно и устало,

Люблю родных, кормлю зверей – и вдруг

Оказывается, что это мало.

В какой-то миг подхватят и снесут

На еле обитаемую сушу,

Где превратят в осознанный сосуд,

Который проведёт чужую Душу,

Который вскормит соками любви

Тщедушное и трепетное тело

И пустит по реке, сказав: плыви.

И поплывёт из рук кораблик белый.

И новый человек прибудет в мир.

Нет таинства священней и страшнее.

А город хмур, он пасмурен и сыр.

Гляжу в себя: а что-то будет с нею?

Останется ли, глупая, жива,

Вернётся ли, наполненная светом,

Услышать, как шуршит весной трава,

Скребётся мышь – напишет ли об этом?

Ведь в ней своя, глубокая, Душа:

Так грифель – смысл и сердцевина трубки

Её бегущего карандаша.

А этот странный мир настолько хрупкий…

    (19.02.2012, 2:25, г. Волгоград)

«Она любила стихи…»

Она любила стихи,

Цветные сны и животных,

Пилила груды трухи

Без перерыва на отдых.

Она бывала тепла

К убогим, старым и нищим,

И помощь людям была

Её духовная пища.

Она хотела детей.

Она молила у Бога

Для них счастливых путей —

Она просила немного.

А я встречала её,

Чего, наверное, ради

Легко вела остриё

Пера в пустые тетради,

Гуляла в парках одна,

Ловила жёлтые листья

И возвращалась, полна

Неосязаемой близью,

Глядела в искры костра,

Как полагалось поэтам.

Она была мне сестра,

Но вряд ли знала об этом.

Теперь наш город стоит

Пустым, холодным и хмурым.

Порой сквозь слёзы свои

Я вижу эту фигуру,

И пятна пёстрых цветов,

И горсти ягоды спелой.

Мир оказался таков,

Что я, увы, повзрослела.

И память стёрла штрихи,

Оставив стайкой непрочной

Мои далёкие строчки.

Она любила стихи…

    (19.02.2012, 2:51, г. Волгоград)

«Мы как будто играем в игру…»

Мы как будто играем в игру:

Кто не выдержит и позвонит.

Карандашный набросок сотру

И приму независимый вид.

Я проигрывала много раз,

Но теперь твоя очередь. Ведь

Та мечта, что уже не сбылась,

Продолжает чего-то хотеть.

А мо