Я связал себе жизнь…
Александр Хан-Рязанский
Чека, зека, маленько вольных, всех Родина перетасует произвольно… Сюжетная линия романа построена исключительно на реальных событиях и частично на автобиографии автора, с редкими вкраплениями художественного вымысла. Действующие лица в романе действительно существовали, а некоторые живут до сих пор. В книге реальность существенно была смягчена. Ни один человек не становится ни лучше, ни сильнее после тюрьмы. Тюрьма – это отвратительный опыт, который лучше не приобретать, мрачная школа жизни, развращение для всех: и для ментов, и для зэков, вертухаев, и праздно шатающих обывателей, а также для любителей подобной беллетристики. Не советую это читать людям со стойким иммунитетом к правильной жизни. Еще в конце двадцатых годов уголовный розыск передал все дела золотодобытчиков в СССР Экономическому управлению ОГПУ, а его преемник КГБ в этом превзошел самого себя. Под лозунгом борьбы с золотовалютной спекуляцией одна за другой следовали «золотовалютные кампании» с жесточайшим террором.
Александр Хан-Рязанский
Я связал себе жизнь…
Как много в жизни сделал я не так!
От оправданий легче вряд ли станет.
Червонец превращается в пятак,
Когда жизнь расчёту доверяет.
И сколько б я ни прятался в себя,
Ошибок груз не искупить словами.
По лабиринтам моей совести бродя,
Раскаяние вдруг, овладевает головою…
Я связал себе жизнь…
Глава первая. Залёт 17.09.1975
Громкий стук засова двери одиночной камеры неприятно резанул слух и все стихло. Сашка Дикий сокрушённо вздохнул и медленно обвёл взглядом миниатюрную одиночную камеру. Да…большевики умели строить тюрьмы на все времена. Хотя эту Читинскую тюрьму строили не большевики, Читинский острог начали облагораживать ещё при царе Николае Первом, после Сенатского мятежа в 1825 году. Возвели её она на стрелке рек Ингода и Читинки и с 1706 года носило название Читинский острог. Немало повидала читинская тюрьма личностей известных и незаурядных. В Читинском остроге, перед отправкой на каторгу находились знаменитые на весь мир декабристы. Почти четыре года провели они в Читинском остроге. После героев Сенатской площади через неё прошли участники польских восстаний 1830 и 1863 гг. В XX веке к ним присоединились революционные матросы с легендарных «Потёмкина», «Очакова», «Прута», будущий герой гражданской войны Котовский, сотни репрессированных в период сталинизма красных партизан, бойцов и командиров РККА, других самых различных категорий забайкальцев. Здесь же содержались японцы, пленённые в период военных событий на Халхин-Голе.
Камера представляла собой узкий стакан два на четыре метра, где в правом углу находилось отхожее место, а слева, по всей стене, располагалась не пристёгнутая на день шконка, наличие механического запора говорило о том, что скорее всего, это была камера штрафного изолятора, где днём спать не разрешалось. Видно за неимением свободных одиночек, камера карцера временно была превращена в обыкновенную и шконки днём не пристёгивались к стенам, запрещая штрафнику спать до отбоя и были всегда открыты.
Стены были обильно облиты закостенелым цементным раствором непонятного серо-чёрного цвета, эта «шуба» была придумана каким-то диким извращенцем и наносилась специально, чтобы сидельцы не могли писать на стенах. Он подошёл к решётке и попытался что-нибудь разглядеть, но окно, со стороны улицы, было забрано хитрым приспособлением, на тюремной фене сидельцев оно называлось «намордником». Это был железный квадрат, закреплённый по периметру окна с наклонно приваренными широкими пластинами, которые не давали что-либо рассмотреть по ту сторону окна. Дикий устало присел на шконку. Немного побаливала спина и ныли бока, перед этим его основательно отходили дубинками два злобных тюремных дубака, когда он не захотел отдавать притыренные на всякий случай, в шов брюк пять рублей. Но надо делиться, иначе разденут догола и обшманают по полной, а он этого не хотел, у него в другом, менее заметном месте покоились искусно свёрнутые 25 рублей.
–Твою же мать, – громко в слух, зло выругался Дикий, – опять загремел на нары, да, когда же это кончитс