Подвиг. Повесть в 7-ми актах. Чревоугодие

Денис Басацкий

«Я не чувствую собственного тела. Холод стальных прутьев сковывает меня, пленит бесконечными страданиями и истязает моё больное сознание. Пожалуй, мне больше никогда не заиметь и призрачного шанса, вновь ощутить тот пьянящий вкус свободы. Уж слишком долго нахожусь взаперти, в объятиях осенней ночи, окружённый со всех сторон стаей голодных собак, готовых разорвать меня на части. Псы совершенно не испытывают жалости. Им плевать, отчего лязгают ржавые звенья цепи и за какие грехи я оказался в сырой земле, устеленной ветхой соломой. И пока человек в камуфляжной куртке не вернулся обратно, мне требуется ответить на самый важный вопрос – почему я совершил столь ужасное деяние?». Содержит нецензурную брань.

Денис Басацкий

Подвиг. Повесть в 7-ми актах. Чревоугодие

«Во мне нет ничего святого, дабы называться «хорошим человеком». Моё тягостное бремя заключается в попытках дожить остатки своих лет в затворничестве, вдали от суеты мегаполиса и пятничных посиделок под рюмку водки на столе. Но разве я достоин, чтобы надо мной потешались никчёмные людишки?».

Запах собачьей каши. Пожалуй, в жизни нет еще более отвратительного аромата, чем та бурлящая жижа из гречневой крупы, ливера и куриных потрохов – лап, пупков и заветренных сердечек, томившихся в эмалированных вёдрах возле печи. Еще с вечера мужчина бережно накрыл кухонную утварь марлей, дабы изба полностью не пропиталась вонью, но все же, тот запах, казалось, уже точно въелся в окружающую действительность. Куриные кавалеры с алыми гребнями и налитыми сережками на подбородках, что не попали в потребительскую корзину на завтрак по чистой случайности, надрывались и будили всякого, кто еще посмел залёживаться в кровати. Горлопанили без всяких стыдливых ощущений. Между тем, настало четыре утра, а значит, нужно постепенно приходить в себя и подниматься, чтобы успеть хоть что-то сделать к первой зорьке. Жизнь в частном секторе протекает не спеша, оттого и утро начинается намного раньше, чем у всякого обладателя квадратных метров в хрущёвских застройках. Но сначала, необходимо разогреть омерзительный собачий провиант.

Мужчина приподнялся с кровати, держась на вытянутой руке за железную рейку изголовья, и, поочередно свесив ноги с пружинной сетки основания, обулся в теплые клетчатые тапки. За ночь дом выстудили первые осенние холода, потому металл хорошенько накалился и больно обжигал кожу, если прислонишься телом дольше, чем на несколько секунд. Но несмотря на очевидные минусы, мужчина не спешил менять своё ложе. Кровать советского образца – времен его армейских будней, когда он находился молодым и только нащупывал себя среди огромного мира возможностей, но вместе с тем, уже имел четкую жизненную позицию. Он всегда прав в любых вопросах и несмотря ни на что. А ежели кто сомневается, то непременно стоит разубедить человека в его великом заблуждении. Надавить, поднажать кое-где, но спуску не дать категорически. Такими вот нехитрыми методами и ударом в челюсть старшему по званию, мужчина навсегда закончил с военной службой, чудом избежав дисбата. И еще более закалил свой несгибаемый характер. С тех самых давних времен он продолжал любить порядок, жизненную стабильность и ту старую железную кровать, на которой нормальный человек за одну лишь ночь заработает хронический остеохондроз.

Укутавшись в пятнистый бушлат, мужчина тихонько отворил скрипучую дверь и вышел на крыльцо, быстро закрывая ее обратно, пока остатки тепла хозяйского дома окончательно не вырвались наружу. Он любил вдыхать утренний осенний воздух, когда природа все еще обреченно борется с наступлением холодов и так же безоговорочно проигрывает, выдавая относительно теплые часы, разве что к полудню. Практически весь ближайший лес давно скинул с себя яркие зеленые сарафаны, пропитался серостью и как бы даже начал тянуться стволами друг к дружке, чтобы всем вместе согреться и переждать наступающую зимнюю хворь. Лишь стройные ряды хвойных, переливающихся оттенками малахита и нефритовых бусин, стояли особняком от всех прочих, но в знак солидарности, грустно покачивали души