Дом хлеба
Люся Моренцова
Рассказ в жанре "реалити" повествует о приключениях молодой влюбленной женщины, случившихся с нею под Рождество. Данное произведение современной прозы принадлежит перу автора, более известного широкой публике в качестве популярной петербургской поэтессы, автора стихотворения "Скажите, Вы когда-нибудь любили?", и вполне может оказаться частью лирического романа.
Люся Моренцова
Дом хлеба
Л. обожала декабрь, ещё бы, ведь это самый веселый месяц в году! Нескончаемый поток мероприятий, новые лица, театральные премьеры. Деловые встречи еще всерьез, но конструктива уже никакого, а значит, нет ничего срочного, безотлагательного – обстоятельств, обязывающих к сосредоточенности и трезвости, разве что Рождественский Пост…
– За декабрь, – подняла фужер шампанского Л. – и за победу!
Дело было на футболе в ложе Газпрома на стадионе «Зенит арена». Не подумайте, что Л. заядлая болельщица. Она ничего не смыслит в спорте, но приятная публика, море мужского внимания и любимая подружка сделали этот вечер прекрасным. Два фужера вина, 4 фотографии в Инстаграмм с шарфиком «Зенит – Спартак»; тот, чьего звонка она так ждала последние дни, позвонил дважды; по восторженным взглядам мужчин она обнаружила, что неотразима в новом коротком пальто, скроенном вплотную по фигуре – все это делало ее счастливой. Да-да, порой мир женщин не так уж и замысловат, как им самим хотелось бы думать. У Л. было все. И еще у нее был духовник. Первые дни Поста промчались в кураже, но на душе было спокойно, и наша героиня уже спешила в храм субботним вечером, радуясь предстоящей службе и возможности увидеть отца Иоанна, надеясь задать ему заветный вопрос про того самого, который не звонил…
В маленьком храме на Цветочной все было, как всегда. При входе две женщины стоят за милостынькой:
– С Прздничком, Л!
– С Праздником и вас, девочки!
«У нас все друг друга знают по именам, не зависимо от рангов и полагающихся почестей. Семья…»– ласково подумала Л.
Роспись по стенам начинается практически от входа и развивается вверх вдоль лестницы, ведущей на 2 и 3 этажи. Введение во храм Пресвятой Богородицы приводит к двери в трапезную, над ней Спаситель, благословляющий хлебы. А стена, сопровождающая подъем на следующий этаж смотрит Преподобным Сергием Радонежским, молящимся ко святой Троице. Тут у нас свой Гефсиманский сад. На ступенечках этой лесенки кто только не спал во время ночной Пасхальной службы – и народные артисты, и великие спортсмены, и литераторы, а дети с мамочками этим делом и за обычной Литургией не брезгуют. На следующем пролете можно часто увидеть кого-нибудь, стоящего упершись лбом в стену. Вы не подумайте чего-нибудь – там Валаамская, молится человек. В душном воздухе стоит людской гул, как на вокзале, и может показаться, что где-то впереди должно раскрываться более сокровенное пространство для молитвы, но храм маленький, и гул здесь всегда. Только когда батюшка говорит проповедь перед субботней службой, все стихают и стараются сердцем услышать каждое слово. Л. пробралась к солее – на свое привычное место. После общей исповеди батюшка пройдет здесь и, если повезет, накроет ее епитрахилью и сам разрешит от всех грехов. Каждую Всенощную она надеялась, что так и будет и про себя называла это место у солеи «Силоамской купелью». Так и случилось. Батюшка после общей исповеди накрыл Л. епитрахилью и тихонько слазал:
– Весь Пост на хлебе и воде. Иисусову молитву творить непрестанно.
Вот те раз! Наш самый добрый батюшка в мире, легко разрешающий послабления и в Великом Посту даже без особых к тому показаний, только что парой тихих слов перечеркнул все предпраздничные тусовки декабря, столь любимые Л. Стоит заметить, что отчасти эти мероприятия были ее работой – часто за столом легче решались вопросы, ради которых не удавалось пробиться на официальный прием в течение года. В голове закружились мысли о несправедливости и нецелесообразности такого благословения: «ведь даже монахи в Александро-Невской Лавре вкушают рыбу Великим Постом»; «всем, с кем я должна встретиться в эти дни, придется что-то объяснять, чтоб не обидеть»; «так и скаж