Либгерик

Олег Николаевич Ермаков

Самое время!

За роман «Песнь тунгуса» Олег Ермаков удостоен премии «Ясная Поляна». Наградой в номинации «Выбор читателей» стала для писателя командировка в Сеул. «На исходе ночи я очнулся и увидел, что самолёт пролетает мимо Байкала. В Корею, в страну дальневосточных созерцателей… Не очередная ли это песнь байкальского жителя? Песнь странствий?» Так в результате и вышло. Семейная пара из Петербурга оказывается по приглашению в Сеуле. Бродя по улочкам экзотического города, они вспоминают годы молодости, когда жили на Байкале, в заповеднике. Герой там работал лесником и бредил мифическим царством Иоанна с одним примечательным деревом, шагнув за которое, можно было оказаться «на той стороне». И лесник честно пытался это сделать… И теперь ему, не слишком успешному бизнесмену, снова мерещится «та сторона». Неожиданная встреча со странным гидом как будто сулит это проникновение. У гида Лиды своя история путешествия «на ту сторону», в котором тоже был гид – эвенк, правнук великой шаманки Шемагирки. Маршруты романа уходят на Курильские острова, в Японию, в средневековую Корею и Китай, на Байкал и в места, вовсе недоступные обыденному сознанию.

Олег Ермаков

Либгерик

Обняв сосуд с огнем погасшим,

Глубокой ночью я кружил.

    Юн Дон Чжу

На обложке фото автора книги – фениксы росписи северо-восточных средневековых врат Сеула Хехвамун («Врата, излучающие мудрость»)

© О. Н. Ермаков, 2020

© «Время», 2020

Часть первая

1

В Сеуле шел снег.

Кристина зевнула.

– Проснулась? – спросил Шустов, оборачиваясь и успевая увидеть в большом прямоугольном зеркале над столом с журналами, настольной лампой и какими-то пакетиками отражение комнаты: белоснежной, как великий сугроб, широкой кровати, странных, наверное авангардистских, картин, напоминающих увеличенные георгиевские ленты, вход и решетчатую деревянную перегородку, закрывающую кухню с раковиной, плитой и стиральной машиной.

Это было похоже на кинопленку, которую зачем-то отматывают назад. Еще мгновение – и все кадры уйдут дальше, мимо деревянной перегородки, в прихожую с обувью у порога, за дверь, по коридору, в лифт, в холл гостиницы с подтянутыми вышколенными девушками и молодыми мужчинами в черно-белых костюмах, лучезарно улыбающимися всем встречным-поперечным под гигантского размера птичье-древесной картиной в духе Анри Руссо; по автостраде; через мегаполис; мимо гор; на длинный мост через морские заливы; на остров, откуда взлетают, разогнавшись, как динозавры тяжкие и размашистые лайнеры…

В воздух!

И обратно, через полмира, поперек Азии, над Китаем, Монголией, Сибирью, за Урал…

Но где-то за Монголией пространство резко… резко… Что-то с ним случилось. Оно разбросило рваные лепестки. Именно там Шустов и проснулся, закемарив еще над Западной Сибирью. Вязкий гул самолета словно оторвался, повис позади. Как и великое пространство. И осталось голое время. Оно синей дугой вошло в зрачки, и это была траектория самолета на дисплее перед сиденьем.

Синяя дуга и маленький самолетик на ней проходили мимо нарисованного большого бумеранга – Байкала.

В этот миг зашевелилась и Кристина на своем сиденье. Оба сиденья были зажаты двумя другими, на которых похрапывали два корейца, а может два китайца или японца. До иллюминаторов далеко. И к тому же они были закрыты. И к тому же стояла ночь. Или текла, неслась со скоростью девятьсот километров в час. А в сознании с еще большей скоростью мелькали кадры давнего забытого кино про древнее пресное море, крошечный поселок на берегу, где жили лесники и научные сотрудники заповедника, библиотекарь, хлебопек и электрик Виктор Петров с патриаршей черной бородой лопатой, его миловидная жена, пожарный – в прошлом органист, то есть настройщик органов из Таллина, как его… Гена? Или Николай… Кое-что уже забылось. Но не бирюза Байкала в тихий дивный час на рассвете. Не аромат тайги: багульника болотного, смолы, хвои, прелой листвы. Не дали, открывавшиеся с вышки на горе… на горе Бедного Света. Это название дал молодой тогда лесник Шустов, и оно понравилось Петрову, бывшему геологу, философу с анархистским уклоном, игравше