Ход слоном
Бахтиар Ахмедханов
Криминально-психологический роман
Альберт Кошкин вел обычный образ жизни, был тихим и неприметным, руководил многотиражной газетой на производстве. Но пришло время, и пожилого работника «попросили» освободить место. Для пенсионера начались трудные времена. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы старый знакомый Кошкина не предложил ему выгодную работу. Но долгожданная радость Альберта очень быстро сменилась серьезным опасением за собственную жизнь. Он и не предполагал, что путь от рядового охранника в элитном пансионате до участника тайных криминальных схем так короток и опасен…
Бахтиар Ахмедханов
Ход слоном
1
Веселое утреннее солнце грело, но не жгло. На дне розетки с остатками меда, чувствуя свою безнаказанность, лениво ползала оса. На траве, у самых ножек стола воробьи устроили драку из-за хлебных крошек. Я выступал в роли провокатора, время от время подбрасывая им кусочки булки. На террасе ресторана больше никого не было, и официант изо всех сил притворялся, что счастлив работать «до последнего клиента».
Уходить мне не хотелось. Я закурил пятую за утро сигарету, отпил из чашки остывшего чаю и продолжал со смаком завидовать самому себе. Пахло теплой землей, мокрой после ночи травой, какими-то неизвестными мне цветами и морем, до которого было от силы 5 минут спокойным шагом.
Я щурился на цветы, на пальмы, на воробьев, на официанта и лениво подбивал в уме баланс. Впервые за несколько десятков лет сальдо казалось положительным. Минусы: через месяц мне исполнится 66 лет, у меня нет ни кола и ни двора, и все активы состоят из крошечной квартирки в Москве и банковской карточки с совсем небольшой суммой. Плюсы: в свои годы я сохранил отменное здоровье, подорвать которое не смог целый букет дурных привычек, умудрился избежать разрушающей личность зависимости почти от всех видов материальных благ и нахожусь сейчас – загорелый и довольный- в пяти минутах от моря.
Но особое удовольствие мне доставляла мысль о далекой Москве, где сейчас была середина декабря. Зима почему-то всегда ассоциировалась у меня с томящимися в неволе пальцами ног, бледными и припухшими словно черви-опарыши. Я посмотрел на свои похудевшие и потемневшие ноги в невесомых кожаных сандалиях и с удовольствием пошевелил пальцами. Я представлял себе бурую слякоть под ногами, ледяной ветер, эти шапки, шарфы, шубы (все три слова на «ш» какие-то колючие и тяжелые, пропитанные мерзкой сыростью), и меня непроизвольно начинала распирать изнутри радость – немотивированная и явно неуместная в моем возрасте и положении.
Решив докурить на ходу, я медленно пошел по направлению к пляжу. Белые стены коттеджей были увиты цветущими красными и розовыми бугенвиллиями, на перилах балконов сушились купальники и полотенца – подобную курортную расслабуху последний раз я испытывал лет эдак 20 назад в Крыму. Впрочем, не такую: на советских (и тем более постсоветских) курортах не было такого ощущения спокойствия и защищенности от внешнего мира, как в этом пятизвездном отеле на берегу Красного моря.
«Мое» место под чахлой финиковой пальмой на краю пляжа было свободно, я быстро притащил сюда лежак и с наслаждением растянулся. Справа, как всегда, находилась компания разновозрастных теток из Питера, раскинувшихся в самых живописных позах. Слева на своем обычном месте дежурил охранник-араб, который откровенно пялился на русских красавиц и только что не пускал слюни.
Араба звали Хасан, мы с ним приятельствовали. Он брал у меня уроки русского языка, заключавшиеся в том, что Хасан рисовал палочкой на мокром песке женский силуэт и, тыча в разные, главным образом, интимные места, спрашивал, как это будет по-русски.
После работы на муляже я ставил ему произношение. Мой ученик очень старался, от напряжения и усердия он гримасничал и громко повторял незнакомые слова, приводя петербурженок в показное смущение. На следующий день Хасан благополучно забывал весь пройденный накануне материал, и урок к общему удовольствию повторялся сначала.
Но сегодня урока не было. Уроков вообще больше никогда не было, потому что у меня не стало ученика.
Никто не видел,