Если бы наши тайные внутренние помыслы, даже самые невинные, были легко осуществимы, то человечество превратилось бы в монстров.

СветЛана Павлова

1

Очень-очень давно. Где-то в горах Шотландии

Он сидел на вершине самой неприступной горы и ярким взором зелёных глаз осматривал предрассветное пространство и утреннюю тишь.

Далеко внизу копошились люди, занимаясь своими повседневными делами. Он всегда любил наблюдать за ними, особенно за простыми: крестьянами, плотниками, кузнецами. Они расскажут о себе многое, даже не разговаривая с ними вовсе. Уметь вырастить урожай, построить дом, или сковать оружие – это дорогого стоит. А вот их «хозяев» он недолюбливал: высмеивал их ханжество, трусость и глупость; ненавидел их злобность и воинственность.

А вот женщин, особенно мам, он ставил в пример. Кто, как не женщина, лучше всех знает, как проявляется в этот мир новая жизнь. Хотя были конечно и исключения, например, мелочные «кукушки».

И детишек от любил – самая достойная и преданная публика. С ними можно было откровенно покуражиться, показывая фокусы и чудеса, или рассказывая увлекательные истории о дальних странах и таинственных островах. И пусть их родители считают его балаболом и пустобрёхом, хотя когда-то сами искренне верили в подобные истории, строили замки из песка и мелких камушков, надевали на голову мамину длинную юбку, размахивая ею, как крыльями, и возвещая всем о прилёте великого дракона.

Природа никогда никого не обманывает, никогда никого не предаёт. Она требует только того в чём совершенна сама. Но человек, увы, её не слышит, не понимает и игнорирует. Но сказки воспринимают всерьёз даже взрослые умы, пусть и полупьяные, в каком-нибудь кабаке, или на постоялом дворе, куда вечером сходились многие, чтобы отдохнуть после трудового дня, и выпить одну-пять кружечек эля.

– Держи от меня кружку эля, менестрель. Потешил. Было бы всё так, как ты говоришь – жить стало б легче.

– Не веришь? – улыбаясь спросил рыжеволосый круглолицый юноша, осматривая крестьянина.

– Можно бы и поверить, – засмеялся тот. – Но одними рассказами сыт не будешь. Иди-ка ты к нашему графу. Побольше нальют и монетами заплатят. Потом расскажешь, как у них там. А мне завтра урожай собирать и дань платить.

– Как раз иду, – кивнул менестрель. – Дочка у него на выданье, граф женихов собрал на смотрины.

Любил он добряков и люд простой больше, чем напыщенных вельмож. И помогал как мог, но так, что бы не заметили.

И когда на следующее утро, этот крестьянин монетки на своём поле нашёл, хоть и скрыл от всех, благодаря за это полевиков, и отнеся им в дар кружку молока, то смог наконец с долгами расплатиться. А полевики в действительности и помогли, хоть и не без помощи «менестреля» конечно.

Он тоже был другим. Природа наделила его многим, но и многого лишила. Если бы кто-то узнал его истинную личность, то неминуемая смерть от людской идеологии ему была гарантирована.

Он научился пользоваться своим даром. Но всего не скрыть, всего не переделать. И не забыть.

Возможно он был один в этом мире, а возможно и нет. Он больше скрывался, чем старался искать себе подобных, которых ловили и убивали под радостные победные крики.

Жестоко? Да. Но от природы не уйти, от магии не избавиться, от своей сути не отказаться. Осталось только приспосабливаться в мире, который зарастал смехотворными догмами с такой быстротой, что тошнило на каждом шагу.

Он съел бы их всех! Уничтожил в два счёта!

Ну и?.. А дальше-то что?..

Придут другие, ещё более жестокие, наглые и алчные, готовые занести в статус неугодных всех, кто не такие, как они.

А жить-то хочется. Всем!

И они пусть живут, мирно спят и не догадываются, кто сегодня развлекал их на балу. Кто им пел песни, рассказывал баллады, играл на скрипке и лютне, танцевал под дудку, и жонглировал кинжалами и яблоками.

Он закрыл глаза и прыгнул со скалы. Но крылья удержали его. Только тут, в труднодоступном и запретном месте, не без его помощи оно стало запретным, он мог насладиться свободой своей истинный сути. Взмыть в небо, беззаботно и почти безбоязненно кружась в бескрайнем пространстве. Это был его дом! Кто знает небо