Посвящение: Любови Дмитриевне Мухановой, Наталии Викторовне Самойловой, Ксении Петровне Черносвитовой,

Альфреду Владимировичу Яблокову.

Марина Черносвитова

Буридановы ослы и алейские мухи

(рассказ быль, рассказ притча)

Если кому-нибудь, прочитавшему этот рассказ, он покажется сумбурным, советую перечитывать его до тех пор, пока все встанет на свои места, как в ха?йку и в танка.

В качестве эпиграфа возьму весьма спорное выражение Гераклита «темного». Несмотря на то, что Гераклита «светлого» не было, но время сохранило мрачный аутизм великого философа в этом прилагательном «темный». Вообще-то подобные прилагательные не всегда соответствовали характеру лица, которому они приписывались. Так, великий князь Владимир 1 Святой и Красно Солнышко, не был ни святым, если судить по деяниям его, как человека, а не как князя, крестившего Русь, убившего родного брата Ярополка, когда в этом никакой необходимости не было. А Иван Грозный вовсе не был «грозным» и не убивал своего сына. И откуда это взял Репин?.. А что говорить о французских королях? Что ни король, то прибавка к имени (избавлю читателя о иноземцах подробно писать). Так вот, Гераклит сказал:

«Все течет и движется, и ничего не пребывает».

…Кто знает древнегреческий времен Гераклита, то не будет, как попугай повторять: «Все течет, все изменяется». Гераклит, смею утверждать, имел в виду совсем другое. А именно – иллюзию изменения в мироздании, ибо «все течет, ничего не прибавляется» и ничего не убавляется. Почитайте, что сохранилось от Гераклита, а не от его интерпретаторов, если вы не только знаете древне греческий, но и еще эфесский диалект. Думаю, что именно из-за диалекта, Гераклита не поняли ни современники его, ни римляне, которые его очень уважали, и поэтому, по-спартански, «урезали» его. До «все течет…»…

Удивительный был этот Иога?нн Па?ульсон Море?льсе, нидерландский художник, сын художника. Взгляните только на сжатые до белых костяшек кисти Гераклита, на его напряженный лоб (это не лоб мудреца, а человека, испытывающего тяжелейшую душевную боль), на всю позу философа, как будто на его согбенные плечи легла вся тяжесть мироздания! А художнику было всего 27 лет!..

…Василий Павлович Аксенов в этом же возрасте написал свою лучшую, на мой взгляд, повесть, «Коллеги» – самую честную. Когда мы с ним познакомились – сначала случайно – в Хабаровске, вечером, в элитном ресторане «Уссури», куда я пришла со своим женихом, будущим мужем и отцом моих детей. В этот ресторан всегда очень трудно попасть. Он небольшой. Всегда был переполнен. И поэтому к «парочкам» за маленький круглый столик обязательно подсаживали «одиночку». Вот и к нам посадили молодого мужчину. Он оказался чрезвычайно разговорчивым и любознательным. К тому же, как и я с Мишей, любил херес. Мы провели вместе весь вечер – с 18 до 24 часов. Я танцевала с Васей, и не догадывалась, что это автор моего любимого фильма («Коллеги» только что начали показывать на экранах Хабаровских кинотеатров). Попрощались, так и не познакомились. Я такое расставание приписала на свой счет. Тогда я была молода и красива, и с женихом. А Васе, я чувствовала, когда мы танцевали танго, чрезвычайно понравилась. Вдруг бы он сказал, что он «Василий Аксенов»… Может быть я ушла бы с ним, бросив Мишу? Наверняка поэтому мы так расстались, просто пожав крепко друг другу руки. Вася сказал: «Глядишь, встретимся! Земля – круглая! Все течет…»

В то время я только окончила факультет журналистики Владивостокского Университета и как отличница, была направлена в Хабаровск в газету Крайкома КПСС «ТОЗ» («Тихоокеанская Звезда») в литературный отдел. Когда мы с Мишей встретились с Васей Аксеновым в «Уссури», я проработала всего несколько месяцев. Писала литературные портреты разведчиков ВОВ, которые жили на Дальнем Востоке и в Сибири. Только одно у меня было исключение: «портрет» уникального хабаровского химфармзавода, который работал на сырье дальневосточной тайги (различные настойки – «аралия маньчжурская», «лимонник», «ландыш с валерьяной», «женьшень», «пантокрин» и – до несколько тысяч наименований всяких лекарств!). В ресторане мы были в воскресень