Глава 1

В миг, когда оборвется сердце и бессильно опустятся руки,

Я неистово буду верить в то, что в мире царит добро,

Что не может людская подлость обрекать невиновных на муки.

Я отчаянно буду верить, чтобы нам наконец повезло.

Если бы мне когда-то сказали, что я попаду в собственную книгу и окажусь в окружении придуманных мною героев, я бы, конечно, не поверила. Хотя, если подумать, это могло бы превратиться в отличное приключение, которым нет места в нашей обычной жизни. Вот только все оказалось не так просто и мир оказался отнюдь не сказочным. В нем пятнадцатилетние девочки по своей воле уходили вслед за убитыми возлюбленными, и никто не пытался их остановить, в нем смерти были настоящими – со слезами осиротевших родных и едким дымом погребальных костров, а тот, кого ты считала другом, вдруг оказывался врагом.

Но самое главное: я невесть как оказалась вписанной в древние легенды и предания этого мира. Впрочем, это не наделило меня ни силой, ни мудростью, не дало ответа, как выжить самой и уберечь тех, кто стал мне дорог. Все, что я получила, – туманное объяснение, что я Прядущая и оказалась здесь, чтобы сохранить жизнь Радимиру, воеводе города Свирь. Кроме того, я, кажется, умудрилась влюбиться и теперь не знала, как мне спасти не только Радима, но и хванского мальчишку, побратима воеводы.

Выжить самой и спасти воеводу. Отличный квест, которым меня озадачил бедовый хванец, прежде чем воины князя утащили его в неизвестном направлении. Учитывая то, что перед этим он разорвал побратимство с воеводой, я имела неплохие шансы больше никогда его не увидеть, и эта мысль сводила меня с ума гораздо сильнее, чем страх за собственную жизнь.

Я металась по двору и никак не могла остановиться. Куда увели Альгидраса? Что с ним будет теперь, когда он лишился защиты воеводы?! Чертов мальчишка! Радим был тысячу раз прав, говоря, что тот и дня не проживет после разрыва побратимства. Мое сердце то и дело замирало от ужаса, когда мозг подсовывал картинки возможного будущего Альгидраса: одну страшнее другой. Больше же всего меня угнетала неизвестность. Я прекрасно понимала: что бы ни происходило сейчас в Свири, женщине скажут об этом в последнюю очередь. Особенно мне, оказавшейся на месте сестры воеводы, которую вся родня старалась оберегать от потрясений.

Сжав виски, я опустилась на лавку, в сотый раз проклиная день, когда мне вздумалось написать роман о городе-заставе. Серый тоненько заскулил. Он, подобно мне, до этого метался по двору, насколько позволяла цепь, а теперь прилег, опустив морду на лапы.

– Не скули, Серый. И так тошно, – попросила я. – Все хорошо будет.

Пес снова заскулил. Мы оба с ним понимали, что ничего хорошего не будет. Не в этой истории.

Серый вдруг вскинул голову и тут же подскочил. Спустя миг в ворота постучали. Я вздрогнула и поспешила открыть, уже даже не гадая, кто бы это мог быть.

На вошедшей Добронеге не было лица, из чего я сделала вывод, что мать Радима в курсе случившегося. Она рассеянно откликнулась на мое приветствие, потрепала Серого по голове и направилась к дому, сжимая в руках плетеную корзинку. Поставив корзинку у крыльца, Добронега вынула из нее несколько связок трав и молча отправилась в дом. Я поспешила за ней.

Добронегу я нашла в сенях. Та ловко обматывала связки грубой ниткой и подвязывала к веревке, тянувшейся под самым потолком вдоль стены. Взяв один из пучков, я начала его обматывать. Получалось у меня и в половину не так хорошо, как у нее. Я попыталась привязать связку, но руки сорвались, и я больно поцарапала палец о гвоздь. Добронега забрала у меня травы, а я засунула палец в рот и обратилась к матери Радима:

– Что теперь будет, а?

Добронега скрутила петельку, молча встала на цыпочки и накинула ее на гвоздь, затягивая потуже, после чего аккуратно расправила травы, чтобы лучше сохли, и только потом повернулась ко мне. Она взяла меня за руку, осмотрела пораненный палец и сказала:

– Ну, ничего. Заживет. Царапина, – и больно сжала мою руку.

Я поняла, что в эту минуту ей самой нужна поддержка, вероятно, гораздо больше, чем мне, поэтому крепко обняла мать Радима.

– Все бу