Часть первая: классика жанра

Вверх

Взмывает в небо стая голубей.

Шанс выжить не потерян.

Мы не имеем права быть слабей,

чем есть на самом деле.

Взбирается по ниточке паук

и как бы говорит нам:

не разгадать любителям наук

простого алгоритма.

По лестнице восходит человек,

переставляя ноги.

Намедни сам себя он опроверг,

тем позабавив многих.

Карабкается кошка по коре

без звука и без слова.

Запомни: если ты перегорел,

есть шанс зажечься снова.

«Не каждый человек силён…»

Не каждый человек силён

в согласовании времён.

Не каждый в силах обуздать

теорию, что жизнь проста.

Не каждый может воплотить

задуманное по пути

наверх. Но все (слегка скорбя)

способны изменить себя.

«Здесь нет ничего моего…»

Здесь нет ничего моего,

и вашего тоже здесь нет.

Мы жизнь проживаем бегом,

следя за парадом планет.

Планируем, что победим,

а проигрыш сложно принять.

Но если рассвет впереди,

мы к бою готовы опять.

Считаем количество жертв

на нашем нелёгком пути.

И вот поражений уже

чуть меньше. И проще идти.

Есть опыт, но мудрости нет.

Совсем или только пока?

Эх, взять бы изящный стилет,

разбить бы ошибок бокал.

Сбежать бы. Но нет таких мест,

нельзя от себя убежать.

Вот так и несём мы свой крест:

то тело болит, то душа.

«Шум листвы конца июля…»

Шум листвы конца июля,

осени прохлада.

Мы бы мир перевернули,

только нам не надо.

Нам и так вполне комфортно

в тишине покоя,

только б газ горел в конфорках.

Ну и всё такое.

Помню, солнце нас встречало,

но прощаться скоро.

Первый шаг даёт начало

тропам через горы.

Из людей никто на свете

не найдёт ответа,

отчего промозглый ветер —

в середине лета.

Впрочем, больше ныть не буду.

Время изменений.

Решено: сию секунду

становлюсь сильнее.

«Я теперь увидел все детали…»

Я теперь увидел все детали:

мы с тобой не то чтоб невезучие,

просто мы друг друга измотали,

донельзя измучили.

Гордость есть, как водится, мужская.

Гордость есть, что справедливо, женская.

Нам не объясниться ни словами,

ни, конечно, жестами.

Только в мыслях, молча, бессловесно,

кажется, с тобою рядом где-то мы.

Как случилось это – неизвестно,

почему – неведомо.

«Движется жизнь по маршруту…»

Движется жизнь по маршруту,

движется жизнь по оси.

Если сегодня не круто,

значит ты плохо просил.

Просьбы до Неба доходят,

просьбы до Неба летят.

Если молиться не в моде,

Совесть послушай хотя б.

Совесть – хороший советчик,

короток с ней список дел.

Чувствуешь, на? сердце легче?

Это ответ прилетел.

«Играл на бульваре блюзмен…»

Играл на бульваре блюзмен.

Я сел на скамейку послушать.

Мы все так хотим перемен,

чтоб стало немножечко лучше

стране, нашим ближним и нам.

Потоком различных суждений

прохожие шли по делам.

Сгущались московские тени.

Поодаль Есенин стоял

в шикарном костюме из бронзы,

стоял и молчал, не тая:

кто жив, тем меняться не поздно.

Под мощный гитарный запил

тащился безудержный транспорт.

Играя, блюзмен говорил,

что всё не напрасно.

«Город поглощает человека…»

Город поглощает человека.

Человек нутром врастает в город.

И теперь, как нравственный калека,

он опустошён, разбит, упорот…

То ли дело скромный быт деревни!

Только и туда добрался город,

поменяв набор привычек древних

на удобство бытовых приборов.

Завалив ненужными вещами

и вручив пустых событий список,

город человека поглощает

полностью, как воду – ядра риса.

Но, пытаясь выбраться наружу,

очередь свою не пропуская,

человек глотает лёгкий ужин —

и бежит, взбивая пыль мысками…

По зелёным паркам и аллеям,

забывая напрочь о работе,

он бежит легко и мысль лелеет,

что природу город не проглотит!

Нить

Сердце девичье, сердце женское,

что хранится в твоей глубине?

Ты загадками, как железками,

исцарапала внутренность мне.

Пустота внутри – словно вмятина

от невнятных и скомканных встреч.

Сердце девичье, как понять тебя?

Расшифруй свою женскую речь.

Говори сейчас или зам