@ В этой книге полностью сохранены авторский стиль, правка, а также разбивка на главы, авторские примечания и сноски.

@ Автор несет также полную ответственность за все фотоматериалы и иллюстрации, опубликованные в этой книге.

@ Автором использованы уникальные фотоматериалы из личной коллекции и домашнего архива семьи.

@ Автор выражает глубокую признательность Владиславу, Сюзанне и Надежде Радыгиным, (Новосибирск).

И особенно – Маме – Макаренко Татьяне Агафоновне, а также :

Инне Олеговне Филипповой (Санкт Петербург), официальной группе памяти Дмитрия Александровича Хворостовского в

«Контакте»,

Дмитрию Крикунову (Воронеж).

Марине Миртаевой (Москва), Ирине Гиждеу (Утицких) – (Воронеж), Ларисе Владимировне Мещеряковой (Пенза), Дмитрию Воденникову (Москва), Антону Лодзиевскому (Франция), Ирине Че (Арбеевой) (Курск), Ларисе Коневой (Волгоград), Алле Шаровой (Нижний Новгород)) – за предоставление фотоматериалов и консультаций во время долгой работы над этой книгой…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

…Памяти моего деда, Михаила Семеновича Астрикова, и славному и достойному, но почти исчезнувшему в пыли расстрелов и репрессий, смуты и войн, фамильному древу моей семьи: Макаренко – Астриковых, Гнездиловых и Сысоевых, посвящается.

    Светлана Макаренко – Астрикова.

Глава первая

Торопился, шипел поезд, пугал состав, вагон, перрон, рельсы, на этой черной платформе, что то отражалась в скользко – мраморных плитах вокзала, мертвенный свет, запахи, чужие, их было много, целые мириады, они заполняли голову, как ватное облако, лезли в душу, будоражили, выворачивали ее, тормошили, раскрывали, будто бы конверт.

Она вошла в купе, закрыла за собой дверь и медленно сползла прямой спиной на дешевое, вытертое, серое покрытие… Все. Все кончено. Кажется, ей удалось. Она убежала… От него, от них. От прошлого.

И что – то уже можно будет начать с чистого листа и написать чистую страницу… Нарисовать… Пропеть.

Поезд тронулся. Вагон медленно качался, плыл вдоль перрона, она зажмурила глаза, чтобы не видеть пропасть грифельно – черных проталин и серого неба за окном… Жалюзи закрывались плохо, но она все же сумела опустить их. Вены на руке чуть набухли. Чемодан все – таки был весьма тяжел, а она ведь взяла только самое необходимое: смену белья, что – то из косметики, почти ненужное, томик Экса, кашемировый плед и крохотного коричневого мишку с алой лентой – бантом на шее и сердечком в лапах.

«Дура! Нашла, что схватить». – Она усмехнулась самой себе и больно закусила губу, до крови, так что рот искривился. Да. И еще два нотных клавира…

Одно из них средневековое, лютневое, другое – барокко Антонио Сальери, из тех, что исполняла Чечилия Бартолли. Из нее Чечилии не выйдет, теперь глубоких нот в горле нет, один клёкот… Она вдавила позвоночник в потертый плюш диванчика, смежила веки, потом нажала на глазные яблоки всей ладонью. Радуга вспыхнула перед внутренним взором и тотчас погасла. Дверь купе отворилась со скрежетом. Она с досадой открыла глаза, наклонив голову к подбородку. На пороге стоял мальчишка, ярко – рыжие вихры оттеняли глубокую синеву одного глаза, и зеленый омут другого, потёртую, солёную рваность джинсов, и алость розы, которую он держал в правой руке, левой прижимая к своему боку сиреневый кофр на длинной ручке. Дорогая замша по бокам кофра слегка потерлась.

– Привет! – медленно, словно раскачивая буквы во рту, проговорил юный пассажир. – Это триста сорок пятое купе, места третье и четвёртое. так?

– Так. А ты что, один едешь? – Она смотрела на мальчишку с разными, волшебными глазами. Огонь его вихров, казалось, заливал все купе, как солнце. Но веснушек на носу не было.

– Нет, с отцом. Он там, у проводника. Постель получает. А Вы что, плакали? – Паренёк внимательно смотрел на нее, чуть склонив голову на бок, похожий на диковинную птицу. – У вас глаза красные.

– Нет, – Неуверенно протянула она. – Нет. Я просто надавила на веки. Глаза устали…

– Возьмите, вот? – Мальчишка протянул ей розу. – Понюхайте. От аромата сразу все огорчения улетят, это точно. Па для мамы купил, но она не пришла. Опять забыла, наверное,…

– О чем забыла?

– Ну, что я к ба