Моя «Гольяновская Весна»

Эти стихи писались в первый год затворничества.

Тогда я ещё жила в Гольяново на востоке Москвы, в маленькой квартирке, окна которой выходили на МКАД.

Тогда я ещё не знала, что уйдя в добровольную темницу, отказавшись от всего мирского ради Любви, Слова и Высоты, заперев себя в четырёх стенах дома, через год останусь уже и без дома, и продолжу затворничество в многолетнем плавании внутри себя.

Тогда я ещё не знала, что моё затворничество продлится девять лет. Тогда я ещё была уверена, что написав все льющиеся стихи – выйду к ветру и солнцу – на волю, за дверь, за пределы квартиры, в жизнь… Тогда я ещё не знала, что мой выход к ветру и солнцу будет совсем другим, и что вслед за стихами сразу польётся «Первое Солнце Шестой Воды». Тогда я ещё не ведала, какие Двери раскроют Пределы после. И какая она – настоящая Жизнь.

Это был первый год глубокой аскезы и тотальной тишины.

Это был год, когда для всех умных я окончательно «сошла с ума». Когда люди, потерявши меня в миру, похоронили в своих мыслях. Когда друзья, испугавшись за меня, рвались помочь, но не могли пробиться через наглухо закрытую дверь квартиры, почты и телефона. А совсем ещё юные дети приняли со мной все трудности и, разделив бытовые тяготы, встали моим защитным кругом.

Это был год, когда лампочки в моей комнате начали взрываться так часто, что их не осталось, и я писала при свете, который излучали стихи. Когда стучавшееся внутри Слово не останавливалось, не позволяя спать; а сердце не выдерживало нагрузок и, пытаясь заглохнуть, валило высохшее тело – навзничь.

Это был бесконечный год внешнего ужаса и внутреннего блаженства – заставивший жить без еды, воды и кислорода, но позволивший обрести лёгкость, научивши летать не во сне, а наяву…

Это был год, когда я всё добавляла и добавляла себе испытаний, сжимая физику добела…

Это был год, который всегда будет внутри.

Это был год, который стоил целой жизни.

И если бы мне предложили вернуться в тот год, чтобы что-то исправить, я вновь прожила бы его только так.

Это был год размораживания Сердца.

Это был год Пробуждения…

Это был год Платы…

Это был год, который впечатан в историю под именем «Гольяновская весна».

    Александра Барвицкая

    8 октября 2019 г.

КОЛЫБЕЛЬ ИХТИСА

Поэма Пробуждения

1.

Слово рождалось светлым.

Было – светом.

2.

И небо – в руках – качало,

Вселенским

сплетая

нервом.

Скругляло:

концы – в начала.

Кормило:

последнее – первым.

От Альфы – и до – Омеги —

ни – шага (!) —

внутри (!) – живое!

А снизу —

алкали снега.

Всё громче

и ближе

воя.

А снизу —

глушили громом

мелодию Колыбели.

И в чреве её – огромном (!) —

все струны

по-ра-с-хрипели..

…

Внизу

обрастали прахом.

Мертвело земли тело.

Земля завывала страхи —

и страхом

сама

тлела.

Песком

забивала поры,

слюнявила рот – монетой,

выстраивала заборы —

дырой (!) —

в Колыбели этой.

В черноты —

кропила

бель!

И —

сбро-

си-

ла

Колыбель.

3.

Из тонкой пелёнки злаковой

в земное

упала

Рыба.

Рыбёночьим —

Рыба

плакала.

Слезой изливалась —

в глыбу.

Верха – в глубину – эхолотила.

Объёмом – нутро – ширя,

плыла по пустыне плоть её.

И весилось Слово – гирей.

Той Рыбе несли дары бы.

Да только

сама —

внутри (!) —

дарами несла та Рыба —

Огромнейших

Рыбы

три.

И в душном!

Гнилом!

Спёртом!

(Конечен – прах:

либо – в – либо!)

Та Рыба – в земле мёртвой —

искала

живую

рыбу.

4.

Сбивались века – в минуты.

От звона секунд —

дрожали!

Та Рыба – в песках мутных —

живое Слово рожала.

Вспорола своё брюхо!

Чтоб выживить Словом – прах.

Чтоб Слово —

врастало в ухо:

Любовь – Оно! – А не страх.

5.

Но – шумом глушили новым.

Забив сорняком поля,

торгашествовать – тем – Словом —

орала навзрыд земля.

6.

Земля

обрастала прахом.

Мертвело земли тело.

Плодила земля страхи —

и в страхе

гноила

тело.

Гнильё до небес вспеня —

воинствующим – словьём!

А – Слово – в земной вене —

молчало —