Долгое эхо

Лана Кузьмина

Когда-то много лет назад, когда деревья были выше, трава зеленей, а солнце ярче, жила-была девочка с редким именем Аграфена (спасибо бабушке). Девочка станет взрослой и начнёт вспоминать о своём деревенском детстве, о людях по соседству и о трудной поре взросления.

Память – одно из самых удивительных свойств человека. Говорят, память выбрасывает из своих кладовых мрачные воспоминания, оставляя лишь светлые, невесомые. Но даже самые счастливые воспоминания способны причинять невыносимую боль невозможностью своего повторения.

Пролог

В нашем захолустье никогда ничего не случается. Может быть, много столетий назад здесь промчалось вооружённое до зубов татарское войско, а на поле за деревней разыгралась кровопролитная битва. Наука об этом ничего не знает. Хотя у нас и любят поговаривать о храбрых русах, одержавших блистательную победу над вероломными захватчиками. Смуты и революции начала двадцатого века прошли для жителей почти незамеченными. Уклад их жизни, что при царе, что при новой власти остался неизменным. Единственным значимым и исторически подтверждённым участием деревни в жизни государства стала Великая Отечественная война, оставившая после себя память в рассказах вернувшихся с фронта, пожелтевших от времени похоронках,  бережно хранимых в ящиках и сундуках и зачитанных до дыр треугольных письмах. Рядом с деревенским клубом в усыпанном цветами скверике – треугольный памятник с красной звездой на вершине, а в ближайшем лесу – глубокая яма с поблескивающей на дне водой. Она называлась просто Воронка. Именно так, с большой буквы, подчёркивающей то огромное значение, придававшееся ей старшим поколением, начиная примерно с года сорок пятого.

Впервые я услышала о Воронке в первом классе. Стоял ясный майский день, ярко светило солнце, и Инна Александровна рассказывала о войне и Дне Победы. Она говорила о том, как уходили на фронт мужчины, как тяжело пришлось оставшимся женщинам и детям и как однажды в лесу немецкий самолёт сбросил огромную бомбу. Поступок лётчика объясняли тем, что он отчего-то не смог сбросить бомбу на город, а садиться с ней было опасно. До сих пор не знаю, насколько правдива эта история, но тогда семилетней девочкой я полностью в неё поверила. Что ж, каждый народ имеет свои мифы. Почему бы и такому маленькому обществу, как нашей деревне, не выдумать своих.

Каждый год накануне девятого мая к Воронке водят школьников, рассказывая одну и тоже историю о немецком лётчике и его лишней бомбе. Сегодня двадцать лет спустя я веду к ней своих учеников. Рядом со мной Иришка, Ирина Васильевна. Стучит низкими каблучками по пыльной тропинке, вздыхает, подворачивая ноги на глубоких выбоинах.

– Ну, вот кому это нужно, Груня? – причитает она, хватая меня за руку. – Неужели в это до сих пор кто-то верит!

Я не верю. Но знаю, что идти надо. Трудно объяснить, зачем. Просто надо проснуться майским утром, шагать по пыльной тропинке, пробираться через лесные завалы, чтобы постоять пару минут у заполненной водой ямы, а после медленно вернуться домой, надеясь, что сумел приобщиться к далёкому и страшному событию, перевернувшему жизнь целой страны.

– Ну и чё? – Стёпка Михеев заглядывает в яму. – Ничё особенного.

– Ужас какой! – восклицает Любочка Трушина. Стёпка кидает на неё презрительный взгляд и смеётся. Остальные вежливо-равнодушны, вздыхают, хотят поскорее уйти. Хочется воскликнуть о лени и ограниченности нынешнего поколения, но тут же вспоминается собственное детство и мы сами, вежливо-равнодушные, ограниченно образованные, точно так же попрекаемые учителями. Ничего не меняется.