В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 3

Евгения Владон

Нет, у мести не бывает сроков хранения, но чем острее желание отомстить, тем глубже и изощреннее фантазии палача. Насколько далеко он готов зайти в своей неутолимой жажде, чем не побоится пожертвовать ради достижения всех своих одержимых идей и как долго готов вести игру, исход которой не известен даже ему? Во что выльется десять лет ожидания для его ничего не подозревающей жертвы? И будет ли это просчитанной до самого последнего шага искусной игрой виртуозного мастера, а не новой черно-бело-красной жизнью обоюдного безумия? Содержит нецензурную брань.

ТОМ ТРЕТИЙ

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Когда ты принимаешь единственное, верное и правильное решение – оно тебя освобождает. Иначе делает пожизненным заложником всех последующих за ним ошибок и непрекращающихся неисправимых последствий… Как в эффекте домино – самом длинном и бесконечном.

И здесь всегда надо использовать холодный и трезвый расчёт. Всегда! Поскольку эмоции сожрут твою нервную систему вместе с мозгом за считанные дни, превратят в недееспособную размазню, сотрут до основания самое лучшее, что в тебе ещё оставалось… уничтожат последнее, что якобы делало тебя человеком.

Вера и надежда – основа всех основ. Без них даже любовь превращается в непосильную обузу, которая изъедает тебя изо дня в день подобно смертельному вирусу, мутирующему в нечто кошмарное и всепоглощающее каждый раз, когда ты пытаешься его чем-то остановить и убить. Только в один прекрасный день ты вдруг осознаешь, что он уже давным-давно стал частью твоего организма, он стал тобой и возврат к прежнему состоянию невозможен. Попытаешься избавится от него – убьёшь и себя… или попросту превратишься в безмозглый овощ, в сплошной сгусток чего-то пустого, чёрного и такого же мерзкого, чем когда-то и являлся Джуниор Мэндэлл.

Наверное, нет ничего пугающего, чем осознавать, насколько ты близок к откату, невероятно огромному и не исключено, что летальному. Только в этот раз ты ничего не можешь с этим сделать. Ты настолько бессилен и беспомощен, что от окончательного срыва тебя отделяет всего ничего – несколько секунд ожидания нескольких фраз абсолютно чужого для тебя человека. И ты ничего не можешь с этим сделать – совершенно НИ-ЧЕ-ГО! Только ждать, сходить с ума и ощущать, как она изменилась и как меняется невообразимо бешенными темпами, вырывая из твоих пальцев нити самоконтроля с мясом и костями. Насколько она уже остервенела, взбесилась и готова разорвать тебя изнутри при любой малейшей ошибке и необдуманном шаге. Ты больше ею не управляешь и не контролируешь, она снова взяла над тобой верх и в этот раз может победить окончательно.

Возврата больше не будет ни для кого… ты это понимаешь? НИ ДЛЯ КОГО ИЗ ВАС!

– Дэн, может ты всё-таки примешь успокоительного? Если будешь и дальше метаться, как тот тигр в клетке, и накручивать себя, боюсь в ближайшее время на операционном столе будут лежать уже двое, а не один!

Бл*дь, Дэниз! Ты не могла бы заткнуться? Какого чёрта ты здесь вообще забыла? И почему он сейчас не помнит, как звонил Алексу и сообщал тому, что случилось и где вы теперь…

Где вы теперь?.. Боже милостивый. Сколько вы здесь уже? Десять минут? Десять часов? Целую вечность?

– Дэниз, бога ради… Тебя никто не заставляет здесь сидеть и смотреть, что со мной происходит. Или я похож на взбесившегося психопата, который крушит мебель и бьёт окна?

Хотя нет. Спасибо, Дэниз, что сумела вырвать его на несколько секунд из данного полузабытья, увидеть где вы, очнуться от тех кошмарных образов и мыслей, что атаковали его… тебя с того самого момента, когда с Эллис это случилось. И казалось, последнее не собиралось заканчиваться, зациклившись или остановившись на нескольких стоп-кадрах… самых страшных и невообразимых. На её мертвенно бледном лице, неподвижном теле, ледяной коже и практически не прослушивающемся пульсе. Ты словно сам находился в нескольких разрывных ударах собственного сердца между тлеющим сознанием и полным срывом-провалом в абсолютное ничто. Она больше не шевелилась, не корчилась от боли… боже, ты почти был уверен, что она и не