Елена Сомова в Хорватии на острове Крк на совещании молодых европейских авторов, август 1997 год. Фотограф Юлия Кисина, Мюнхен.

Логическая нить

Всё только начинается: мы дышим

На бабочек, мы начинаем жить,

И памяти логическая нить

По мыслям развивается, но тише,

Чем ветер. По сквозной диагонали

Летящий дождь вдоль листьев моросит,

И белый день растопчется едва ли,

Пока восход по мрамору скользит

И шлёпается в лужи по спирали.

Подобно каплям с мрамора, беспечно

И безоглядно стекленеет мысль:

Меж нами люди-стены. В них вглядись,

Они из времени струятся в быстротечность

И разбивают на осколки высь.

15.09.2012

«Уже не ищет взгляд стирающийся профиль…»

И.Ф.

Уже не ищет взгляд стирающийся профиль

Туманного окна не вскрикнет силуэт.

Сиюминутных встреч раздробленные крохи,

И в звездном небе луч – смертельный пируэт.

Дрожащим пальцам срок перекликает осень,

Засохший поцелуй в ключице догорит.

Оставлены ключи кусочком льда – вопросом,

Когда любовный хмель опять заговорит.

Ломает вешний лед на сердце лунный отклик,

Повис тревожный зов романтики, спеша

Вдаль унести скорей. Откликнулась на окрик

Взъерошенным комком уснувшая душа.

Распахнутая ночь твердит многоголосьем

Стозвонких острых звезд ликующий мотив,

Не дав окаменеть продавленной коросте,

И сердце в центр огня спокойно отпустив.

    24 сентября 1998 г.

«Утро. Птица даёт верхнюю ноту…»

Утро. Птица даёт верхнюю ноту.

Как мне прожить вместе с пожаром сердца?

Тайный мой друг, не поломай соты,

Ключ поверни в чаше* на два пространства.

В тайном единстве – как за хрустальной дверцей

Свет льёт по лицам в тонкой игре танца.

Что нам законы? Умрут, как и их создатель.

Верим сердцам, летящим сквозь все пределы.

Знаешь, поэт – в океане любви старатель, —

Золото фонетическое с секретом

Лепета листьев, что ангел сердечный сделал,

В часики вставил, а сам позабыл об этом…

В чаше* – имеется ввиду чаша знаний, накопленного духовного опыта.

Юность

Тайный шепот волненья, мечты затуманенный взмах,

Легкий шелест простуженных с неба сошедших ветров,

Здесь весенний расхлестанный звук, свист и щелканье птах,

Необузданный голод, святых заблуждений покров.

Нарастая, крещендо капели умыться зовет, —

Очищенье души, взгляд на мир сквозь  магический круг

Заклинаний весны, бормотанье ветвей, и полет

Сквозь возникший туман отчужденья

и пряничный стук

соловеющей воли

по мировоззренью слепца, —

это радость и боль вдруг из будущего позовут,

обдадут легкоперым крылом,

и во имя отца

прорицанье подхватят, сыновнее имя прочтут

на ладони листа,

и войдут в выраженье лица.

    24 февраля 1997 г.

«Ни «прости», ни «прощай», – мы уносимся в синюю даль…»

Ни «прости», ни «прощай», – мы уносимся в синюю даль.

Нас уводит печаль по несбыточной голой мечте,

По надломленной сути, закутанной в бабскую шаль.

Мы идем по развилке ладони, глубокой черте.

Так разводит навек удаль юности – истинный враг

С незакрытым лицом, лихорадочным блеском в глазах.

Жизнь проходит, как день. Встретит холодом ужас и мрак,

Ты уткнешься в ладонь – будет снова развилка в слезах.

Это реки текут, унося драгоценный песок

В глубину океана, туда, где не ищет никто.

Брызнет золото лет сквозь распятье подводных лесов,

Постоялица—радость, прощаясь, наденет пальто.

Гулким эхом застонет от боли встающее дно, —

Зашевелит спиной вереница разбросанных лет.

Может быть, мы поймем по прошествии лет лишь одно, —

Что друг в друге искали один однозначный ответ,

А нашли его поздно:

седой полувысохший свет

Застилает морщины, и выжжены болью глаза.

Только призрачно светится юности канувшей след,

Словно завороженный, и тянется вверх полоса.

    21 февраля 1997 г.

«Открытый космос проливного сна …»

Открытый космос проливного сна —

Так быть не может – каждый это знает,

Но ловит слух стук сердца и спасает

Прикосновенье ветра и листа,

Скользящего по воздуху. Весна,

Дверь не закрыв, исчезла по-английски,

Но запах узнаю один из ста —

Он где—т