Хандра
Елизавета Михайловна С.
Ты выходишь из дома, когда на улице еще темно, и возвращаешься в сумерках. И каждый час длится, как год, и каждый день пролетает, как миг. Среди монотонных будней ты забываешь о чувстве собственного "я" и растворяешься в шуме колес и электронном голосе диктора. В голове ни единой мысли, и единственный шаг отделяет тебя от смерти – возможно, наилучшего решения конфликта между ожиданиями и реальностью. Кто скажет, что никогда не знал этого чувства, тот солжет.
Он сидел на лавочке возле городского пруда и потухшим взглядом смотрел на зеленоватую воду. Серость предрассветных сумерек разрывало оторвавшееся от горизонта солнце, и утки с противным кряканьем пускали слабые волны по водной глади.
Стояла осень. Сентябрьский холод неожиданно для жителей Восточно-Европейской равнины сменился рекордно высокими октябрьскими температурами. Налившаяся огнем листва с новой силой цеплялась за родные ветви, не желая раньше времени оседать на кишащую муравьями землю. Обрадованные теплом воробьи – уже было нахохлившиеся – с коротким пересвистом перепрыгивали с ветки на ветку, царапая морщинистую кору деревьев.
А он сидел и смотрел на носки своих белых кроссовок, выглядывавших из-за узловатых коленей. Какое ему было дело до погоды, если ни закат, ни рассвет не заставали его в постели вот уже несколько месяцев, а световой день он видел разве что из окна офисного улья. А кроссовки вот они – смотри! – совершенно белые, скрипящие от новизны.
Он достал из кармана смартфон, – скорее по привычке, нежели из нужды – мазнул по кнопке большим пальцем и бессознательно стал пролистывать ленту в Instagramm. С той же отстраненной необходимостью он пролистал остальные соцсети, и очнулся лишь тогда, когда молодой паренек, в сонном забвении проходивший мимо по пути с подработки в университет, споткнулся об его ногу. Буркнув под нос извинения, бедняга все в той же сонной полудреме поплелся дальше.
Мужчина бесстрастным взглядом проводил студента и, когда тот скрылся за поворотом, опустил взгляд на белую кроссовку, на которой теперь росчерком пера протянулась длинная черная полоса. Ни одна эмоция не свела в немом возмущении мышцы его лица. Он смотрел на полосу с интересом не большим, чем смотрел в экран телефона.
–Это просто данность,– подумалось ему. – Отсутствие сообщений, новостей… И интереса. И эта полоса теперь тоже данность. Я не могу с этим ничего поделать. Никто не волен влиять на ход вещей. Даже самого себя перекроить кто смог бы?
Среди серой туманности его мыслей ярким пятном проступали кроссовки, купленные всего месяц назад и надетые лишь сегодня. Он смотрел на обувь и понимал, что единственное белое пятно, отведенное под него жизнью, было совершенно бездумно испачкано случайным прохожим. Новизна, которая притягивала его взгляд, стала обыденностью и перестала существовать.
Он встал и побрел в сторону квартиры, которую снимал уже вот как три года – с тех пор, как окончил университет и нашел работу. Когда он переходил мост, из уха выпал беспроводной наушник. Проскочив в сторону пруда, он зацепился вкладышем за край моста и повис над водой, опасно покачиваясь.
Мужчина с безразличным недоумением смотрел за тем, как скользит и прыгает по камню гаджет. Когда стало ясно, что опасность миновала, он с легким удивлением поднял руку к оставшемуся висеть на краю ушной раковины вкладышу. Некоторое время он совершенно бездумно смотрел на детище бережно хранимой обществом привычки вырывать себя из лап реальности въедающимися в кору головного мозга мелодиями. Он не помнил того, как надел наушники и как их выключил, помнил лишь противное ощущение нервозности, охватившее его при звуке популярного трека, вот уже месяц раздававшегося отовсюду.
С тяжким вздохом он поднял второй наушник и сунул пару в чехол. Он сделал несколько шагов и, будто что-то вспомнив, вздрогнул, проводя руками по карманам. Едва ладонь прикоснулась к тонкому прямоугольнику, вжимающемуся в его ногу через тонкую ткань спортивных шорт, волнение рассеялось, вновь сменившись пустым шумом крови в голове.
Он зашел в дом, стянул кроссовок и застыл как есть, – с одн