Фуэте, гран-па, ритурнель
Летний сад, усыплённый зимою,
На перилах подтаявший снег,
И мосты над промерзшей Невою,
Как надежды безудержный взлёт…
Литературная поступь Людмилы Болотновой легка. Она, словно пришла, чтобы не обременять никому существование. Наверное, это в ней и ее стихах от балета.
«Надежды безудержной взлет» я сделал бы эпиграфом всего ее творчества.
Мое знакомство с Людмилой началось еще с журнала «Литературная учеба», куда она принесла свои переводы. Пришла легкой поступью балерины. Хрупка, бесплотна. И звонила, справляясь о том, что пойдет или не пойдет, тоже очень спокойно, словно пролетая в прыжке мимо восьмого этажа офиса на Ново-Дмитровской.
Бывают авторы очень надоедливые, а она, словно и не просила и ничего. Таких авторов в журналах не любят и забывают быстрее, чем они закрыли за собой дверь. Но именно поэтому я начал вчитываться в ее строки:
Иль это мне только снится?
Воздух с Фонтанки сырой,
И фонарей вереницы
Тихой ночной Моховой…
Потом были переводы с немецкого, Рильке, Людмила много общалась с Евгением Витковским, потом был журнал «Юность», где от слова «балет» в глазах главного редактора загоралось кошачья лукавость.
Многие поэты, писатели – люди довольно случайные в литературе. А Людмила, несмотря на свою легкокрылую страсть к танцу, музыке, не претендуя на внимание широкой публики, пишет, плетет кружева. И вот – уже книга, скроенная из кусочков, стихов, прозы, эссе, словно бенефис актрисы.
И если раньше ее присутствие поражало необычайной тайной отсутствия тяжести, давления на читательское восприятие, то теперь этот «безудержный взлет» стал еще невесомей, но строже.
Как будто шутки насчет происхождения ее творчества из легкомысленного жанра танца уже не актуальны. А в итоге: книга, разбитая на музыкальные фрагменты и такты, чтобы читатель не искал за всем этим массивом подвоха. А следовал ритму, заданному автором.
Я следую этому ритму давно. Любовь Людмилы к Питеру соединила и меня с нею в каком-то безумно-вакхическом танце. Питер откликнулся на ее минорный настрой, а я родился в этой таинственной паутине, сплетенной из узорчатых решеток Летнего сада, черно-белых теней и оттенков.
Мне кажется, что по количеству жанрового разнообразия Людмила сделала гран-па. Тем интереснее читателю будет очутиться в атмосфере ее импрессионисткой манеры письма, когда сюжетная линия движется не по законам логики, но – чувства или даже впечатления. Настроения, музыкального такта. И все звучит «смычку воздушному» послушно:
Словно маленький факел страсти,
Её юное тело трепещет.
О, ты слышишь? Конечно, ты слышишь!
Не тимпан – дождь о стёкла бьётся…
Или:
Декабрь. Сумерки. Стамбул – «Ночь, улица, фонарь, аптека…».
Завороженный зритель зябко кутается в кружевную печаль ее сновидений…
Игорь Михайлов
СТИХОТВОРЕНИЯ
Питер
*****
Этот воздух сладостный,
Ранящий гортань.
Невский, обжигающий,
Радостный дурман.
И туман, сплетающий
Золотые сны.
Горький, не стихающий
Привкус лебеды.
*****
Ты видел ли, как умирает луна
В дремотный предутренний час?
И знаешь ли, как угасает мечта
На зыбкой границе из яви и сна?
Немного ещё – и серебряный звон
Прольется в глухой синеве,
По улицам тихим шептанье пройдет,
И вздрогнут перила мостов.
В ознобе предутреннем перекрестки,
И окна домов, как глаза,
Спросонок глядящие удивленно
На чудо рождения нового дня.
*****
Я люблю этот миг,
Миг прощанья со светом,
Когда ночь темным флером
Укрывает дома,
Песню белых снежинок,
Фонари и деревья,
Шелест шин об асфальт.
Летний сад, усыплённый зимою,
На перилах подтаявший снег,
И мосты над промерзшей Невою,
Как надежды безудержный взлёт.
Я люблю этот миг,
Потому что нежданно
С темнотой подружились дома,
И перила каналов
Извилистой тайной
Городские плетут кружева.
*****
Купаясь в закате, и пробки в воздух!
Розовой влаги пенистое забытье!
О, где вы, мои Царско-Сельские будни?!
Где каждый день праздник, и льется вино!
О, где вы, мои друзья и подруги!
В глазах ваших звездных рождался рассвет.