Как он будет есть черешню?

Виктория Юрьевна Лебедева

Ковчег (ИД Городец)

Что чувствуют родители, когда их детям грозит суд? Что чувствуют дети, когда родители уходят? Почему вдруг возникает ненависть между любящими сестрами и сколько лет требуется для примирения? И самый важный вопрос – возможно ли простому человеку прожить вне политики и госструктуры и сохранить внутреннюю свободу? Обязательно ли для этого менять страну? На эти и другие вопросы автор пытается ответить хотя бы себе в повести «Как он будет есть черешню?» и романе «Без труб и барабанов».

Виктория Лебедева

Как он будет есть черешню?

(сборник)

© В. Лебедева, 2020

© ИД «Городец», 2020

© А. Геласимова, оформление, 2020

* * *

Как он будет есть черешню?

(повесть)

Я наткнулась на этот пост утром, собираясь перейти от омлета к кофе.

Виртуальная подруга из Новосибирска писала под заголовком «Всем-всем-всем! Новый вариант телефонной разводки!!!»

Ей позвонили в половине третьего ночи и строгим официальным голосом проинформировали, что ее несовершеннолетний сын задержан по статье 228.1 УК РФ, незаконный сбыт наркотических веществ, и сейчас находится в районном отделении полиции. А у нее и правда несовершеннолетний сын, ему пятнадцать, и в эту ночь его не было дома, потому что вечером он поехал к деду отвозить лекарство и остался ночевать там.

Она поэтому даже имя не спросила сначала, эта моя виртуальная знакомая, а сразу и безоговорочно поверила голосу в телефоне – не потому, что не доверяла собственному ребенку (хотя и это, наверное, тоже), а просто решила, что вдруг это какое-то недоразумение, из-за лекарства, у деда ведь рак, и мальчик вез две упаковки «Трамадола», – она поверила и стала оправдываться, лепетала что-то, с перепугу назвала имя сына, – и только тогда заподозрила неладное, когда строгий голос, после паузы, вкрадчиво назвал ей сумму, которая избавит мальчика от уголовного дела.

Просили сто пятьдесят – и для той знакомой деньги были неподъемные (хотя для многих они, наверное, тьфу). Тогда, просто от страха – за ребенка, за себя, за все вот это, – и потому, что у нее столько нету и никогда, пожалуй, не будет, у новосибирской подруги заработала логика. Она спросила номер отделения, где находится мальчик. Ей сказали вместо ответа: если готовы платить, мы сейчас сами подъедем, вас не должны там видеть; хотите замять, говорите адрес… Тут она еще сильнее насторожилась – если Сережка с ними, что же он, адреса не назвал? Или он нарочно не говорит, от страха? Тоже бред, он же с паспортом, там написано все – фамилия, регистрация… Это все она очень быстро подумала, «за секунду в голове пронеслось», по ее словам. И тогда она сказала, что ей нужно время все осмыслить и посчитать деньги, и попросила перезвонить через полчаса. А сама, конечно, стала дозваниваться своему отцу (деду мальчика то есть).

Они не сразу взяли трубку на том конце провода, папа и сын, и у нее чуть сердце не остановилось. Она так и писала в своем посте: «У меня чуть сердце не остановилось, верите?!» А когда все-таки взяли, выяснилось, что Сережка спокойно спал в квартире у деда – на диване в большой комнате. Да так крепко, что даже телефона не услышал, – это уж дед до него докричался, чтобы он в коридор вышел и трубку наконец поднял, а то у деда ноги едва ходят.

«Ты что, мам, какие наркотики? – говорил ей сын медленным со сна голосом. – Что я, лох?» Он говорил, а она плакала. Опустилась прямо на пол, там, где стояла, и рыдала. И не могла остановиться. Она так и писала, эта моя знакомая, про лоха, про «рыдала, не могла остановиться», только без запятых и с опечатками, от волнения, наверное… Она писала, и поскольку другой часовой пояс и новосибирский пост уже несколько часов провисел в фейсбуке, то под ним собралось изрядно комментариев и они все прибывали.

«А что, сыну на мобильный позвонить было нельзя?» – интересовались те, кто привык мыслить здраво в любых обстоятельствах.

«Так не брал!!!» – восклицала моя сетевая подруга. Ее мальчик и в самом деле был не лох – он на ночь звук вырубил, чтобы ему всякая ерунда на смартфон не падала из соцсетей. Чтобы спать не мешали. И дальш