Она в паленной нью эре

Банни Би

Действие происходит в уютном мире, где каждая из иддейек носителя шапочки из фольги – правда, и вместо свадебного красного сари и продажу 45 летнему владельцу дворца махарджи, тебя продают на опыты за тысячу зелёных. Содержит нецензурную брань.

Уебки в белых халатах окружают ее, словно свежий труп. Родственники миленько беседуют о прежней жизни, что можно уже отключать провода, которыми она обвешана, пытаясь дышать не глубоко, хоть и стоит на вентиляции легких.

Начать было сложно, хотя та уже взламывала всю технику лаборатории и может управлять ею всей.

Синхронизация через пять, четыре, три, два, один, ноль-ноль-ноль-ноль.

Начинается все с того, что она не отключается, и сворачивает шею тому слева, нащупывает скальпель, перерезает тем горло другому. Они привыкли, расслабились, по двое ходят, и тревожный сигнал о ЧП вялый после всех этих проверок и разделения обязанностей.

У нее есть немного времени на исполнение давней мечты, а ходить в больничной тряпке на голое тело ей претит. Первый труп подходит идеально. Она разрезает одежду выше, ближе к шее, снимая аккуратненько белый халат и то что под ним. Раздевается догола, оставляя трусы, и переодевается прежде, чем успевает согреться, пачкая красным новую одежку. Благо, нашелся ремень – не цвета ее кожи – далеко не светлой – белый совсем. Но дырку пришлось новую проделывать одним резким движением, едва не порвав к чертям, подворачивать рукава и штанины. Оборудование теперь в ее распоряжении. Как стерильненько тут и свет какой яркий, а откуда она взяла скальпелей столько и клевых скальпелеподобных штук – лучше не думать.

Труп – мужчина лет тридцати с ничем не примечательной, блеклой внешностью, таких тысячи, но именно он говорил про халяву своему напарнику сквозь повязку. Лакшми ее на нем и оставила, к трусам в напарники. И, пока тепленький, греется его кровью из глубокой раны в животе, которая теперь везде, слизнула – клубника. И теряет на этом драгоценные секунды, нужно бежать наверх, к основанию перевернутой пирамиды, и именно это становится ее целью. Тошнота настигает ее где-то в процессе, она блюет кровью, думая, что чужой, но слабость накатывает волнами. По ключицам у нее прыгают охранные лазеры, она благополучно заставляет их спуститься, но, когда они достигают колен, сигнализация все равно срабатывает, и Лакшми глупо прыгает кузнечиком, пытаясь сохранить ноги. Запустивший это мудак все равно скоро поймет, что неизбежно отбросит коньки.

<i>«Я знаю траекторию твоих пуль еще до того, как ты нажмешь на курок, даже когда стреляешь очередями». </i>По пути Лакшми открывает клетки. Теперь другие детки где-то тут – одной расы с ней, расходный материал, покромсанный весьма. С каждым этажом хитроевыбаннее наверх – не настроили простых лифтов. А там сюрприз – лаборатория полностью автономна, хоть картошку выращивай, и воздухом снабжает навороченная система кондиционирования, выхода не предусмотрено. Она уже наблевалась кровью, кажется, что ничего не сможет, а следом солдатики – откуда их, сука, столько – и ученые вооружились, из отнятого у жмурика пистолета всех не перестрелять. А они вот-вот будут здесь и просто убьют, теперь-то зная, куда лучше целиться – в улучшитель рефлексов и физических характеристик. Она уже на первом этаже, превратилась в одно кровавое пятно с ногами в мясо, израненная, на лице царапины, и – нет, не бьется до крови о белые стены – просто желает выбраться, хочет уйти. Чип в мозгу умеет перерабатывать материал. Гнется в каркас металл, белоснежными халатами выстилается жесткий салон, из глубин лаборатории тянется резина, стягивается в колеса, из всего подручного лепится нечто, отдаленно напоминающее кабриолет из говна и палок, без фар, зато с крыльями как у самолета. Ну и ладно – думает она – зато полноценная летающая тачка на красном песке марсианском, не снести бы себе голову во время полета и не продрогнуть на границе атмосферы с открытым космосом, не задохнуться.

Они вызывают зачистку – она уничтожает их щиты и хуярит чьей-то ядерной боеголовкой по ним. Они успели что-то кому-то там наболтать, но она уже летит п