Граница заката

Анастасия Некрасова

Когда человек теряет себя? Где проходит та граница, пересекая которую мы перестаём быть людьми? И есть ли что-то, что даёт нам право сказать, что законы писаны не для нас? Когда привычный мир канул в небытие, легче всего поверить, что прежние нормы и критерии исчезли вместе с ним. Юному Герберту и его друзьям Марии и Нейтону предстоит стать свидетелями основания новой общины людей и решить, что же должно остаться нерушимым, а что – быть отринуто и предано забвению. Содержит нецензурную брань.

Часть

I

. Новое рождение

1.

Вершины деревьев стремительно проносятся мимо. Слышен шелест листвы, в лицо врезается плетьми пронзительно свежий ветер.

Герберт уже не в первый раз оказывается здесь. И хотя он знает, что это – лишь сон, зелёный водоворот затягивает его с головой.

Но всё опять прерывается. Беспардонно и резко в его сознание врывается вопль сирены, и сон… исчезает.

А на его месте появляются гнетущие серые стены камеры.

«Комнаты, – поправил себя Герберт. – Не камеры, а комнаты, и это – не тюрьма, а наш новый дом».

– Вставай! – Генри, младший брат Герберта, начал неистово трясти его за плечо. – Вставай, братец! Пора на завтрак!

– Я уже не сплю, – пробурчал Герберт, садясь.

В моменты, подобные этому, ему в голову закрадывались крамольные думы о том, что, возможно, тем, кто потерял в катастрофе семью, не так уж сильно не повезло.

Ему будет стыдно за эти мысли в столовой, когда он снова увидит бледное лицо Марии, но это случится позже – а пока его одурманенный сновидением мозг по-прежнему разрывал на части неистовый вопль сирены.

Ну что за ирония? В гигантском бункере, специально оборудованном на случай внезапного апокалипсиса, было всё: системы очистки воды и воздуха, отопление, колоссальные запасы пищи, дезинфицирующих средств и медикаментов – да вообще всего, что способно помочь человечеству выживать чуть ли не веками, – а вот другого оповестительного сигнала, кроме сирены, организовавшие Убежище люди внести в систему не догадались.

Или, быть может, кому-то доставляло садистское удовольствие наблюдать, как заключённые каждый день по несколько раз подрывались со своих мест, а многие впадали в панику или даже лишались чувств, заслышав звуки, под которые их привычная жизнь разлетелась на части?

«Жители, – вновь напомнил себе Герберт, глядя прямо в объектив висящей под потолком камеры. Он старался не обращать внимания на мать, которая стыдливо переодевалась, вжавшись в угол и пытаясь укрыться не только от других жильцов, но и от этого холодного чёрного глаза наверху. – Жители, не заключённые».

2.

В Трапезную (и кто только придумал назвать так захудалую столовую бункера?!) люди шли колонной по одному. Это было чертовски медленно, однако от жильцов требовали неукоснительного соблюдения установленных правил. На случай неповиновения вдоль колонны сновали туда-сюда несколько охранников в чёрном с дубинками в руках – на лицах некоторых так и читалось желание поскорее пустить их в ход, однако повода не представлялось.

Герберт думал о том, что охранников не так уж много, и они похожи скорее на обыкновенных вышибал, нежели на обученных и подготовленных солдат, – если толпа взорвётся, их сомнут, как пластиковые стаканчики в какой-нибудь из забегаловок прежнего мира, – однако люди были слишком напуганы, чтобы бунтовать.

Да и зачем? К чему это могло привести? Ведь они все в одной лодке, и эти охранники – такие же узники здесь.

На входе в столовую каждого просили назвать его имя, а затем сверяли данные со списком (спасибо Богу, в которого Герберт не верил ни раньше, ни, тем более, теперь, что список был не бумажный – у каждого из дежурных имелся планшет с неким надкушенным фруктом).

Когда очередь дошла до него, вопрос раздался вновь:

– Ваше имя? – бесстрастно произнёс дежурный, не поднимая глаз от экрана.

«Твою мать, ты прекрасно знаешь, как меня зовут, ты слышишь это каждый день!» – хотел крикнуть ему в лицо Герберт, однако вместо этого сказал:

– Герберт Моррисон.

Охранник всё-таки оторвался от планшета и окинул Герберта оценивающим взглядом.

– Проходи, – наконец кивнул он.

Г