***

Всякий человек носит в себе семя своей судьбы. И как всякий землепашец, кинувший семя в землю, стремится не дать этому семени погибнуть, так и человек стремится взрастить своё семя в себе… Однако землепашец знает, что за семя он лелеет, а человеку не дано этого знать. Но он никогда не даст этому семени погибнуть…

ДОРОГИМ МОЕМУ СЕРДЦУ РОВЕСНИКАМ,

ОДНОКЛАССНИКАМ  И ОДНОКЛАССНИЦАМ

ПОСВЯЩАЮ Я ЭТУ КНИГУ.

ЧАСТЬ I. Она

Глава первая

Встреча.

«Должна успеть!» – молнией пронеслось в голове, и она, зажав в ладошке билет, бросилась к электричке, не обратив никакого внимания на оклик кассирши:

– Девушка, сдачу забыли!

…Последние пассажиры лениво вползали внутрь – жара стояла такая, что лучше бы, наверно, сидеть дома. Но было воскресенье. Дома сидеть никому не хотелось. И ей – тоже.

Она едва успела заскочить в тамбур.

«Двери закрываются. Следующая остановка…» Дальше в динамике заскрипело и затрещало.

Девушка облегчённо выдохнула – фу-у-у.

Двери захлопнулись, а она осталась стоять у окна в тамбуре, где после того, как двери открылись и закрылись, ещё сохранялась доля свежести. Хотя и горячей.

Электричка, между тем, набирала ход, и тоненько посвистывая извещала, тем самым, всех вокруг, что продолжает свой путь по назначению.

Девушка, а – скорее девчушка, с огромными круглыми дымчато-голубыми очками вместо ободка на волосах, с синей сумочкой через плечо и с заправленной в бледно-голубые брючки белой шифоновой кофточкой, подчёркивающей тоненькую талию, прислонилась плечом к оконному стеклу, провожая взглядом хозяйственные постройки станции.

…За окном замелькали картины удушливого лета – высохшая бледно-жёлтая осока (болото местами подходило к самому полотну железной дороги), и корявые убогие деревца почти без листвы.

Девчушка вздохнула: «И здесь грустно», – и невесёлые мысли последних дней снова вернулись. Собственно по причине наличия этих мыслей, она и поехала в такую жару в Пушкин – уж лучше лежать на берегу Колонички – небольшого пруда, что почти рядом со станцией – и охлаждать своё изнемогающее от жары тело, периодически погружая его в воду пруда, чем сидеть в душной комнате и бесконечно нанизывать тоскливые мысли на прозрачные ниточки своих чувств.

Она не заметила, как уткнувшись лбом в стекло, бездумно начала на его поверхности выводить пальцем какие-то каракули.

«…Что же это такое со мной происходит, – как-то отстранёно, и словно не о себе, думает она. – Радоваться надо. Ведь всё прекрасно. Сессию сдала. Каникулы. Тётка во мне души не чает. В секретари комсомола на факультете зовут… а я всё о нём и о нём… Девчонки, вон, с ребятами все. Татьяна замуж выходит в августе. А мне никто не нужен… Но почему он не приехал ни разу? Не пишет? Ведь целый год прошёл. …И почему он один для меня свет в окошке?… Дура! вот встречу кого-нибудь…»

Под кофточкой вздыхает небольшая грудь, упруго подрагивая в такт стуку колес электрички.

Чуть поднимаются и опускаются плечи. Ремешок сумочки скользит вниз.

В тамбуре пахнет пылью и ещё чем-то железно-горячим.

Боже, как жарко…

…Неожиданно позади неё с грохотом открылась и закрылась тамбурная дверь. Из просвета между вагонами в тамбур дохнул горячий мазутный жар. Она вздрогнула и приготовилась, что так же громыхнёт тамбурная дверь в следующий вагон. Но было тихо. Только стучала колёсами электричка по рельсам – тук-тук, тук-тук. И…

Кто-то стоял у неё за спиной…

Она неохотно оторвала лоб от прохладного стекла и оглянулась.

Парень. Очень симпатичный. Он стоит близко, почти вплотную, и смотрит на неё, улыбаясь одними глазами.

Глаза ярко-синие, в обрамлении тёмных-тёмных пушистых ресниц. И брови у него тёмные-тёмные и широкие, сросшиеся на переносице. Короткая стрижка, и никаких-таких модных сейчас бакенбард.

Повеяло от него почему-то прохладой.

И пахнет очень по-мужски…

– Вот это да! – сказал он весело.

Она тут же внутренне собралась и ответила жёстко:

– Проходи дальше.

– Ну уж нет! – засмеялся парень.

Смеялся он легко и широко, в глазах играло лукавство – почти насмешка – и руки он поднял как будто сдаваясь.

– Теперь уж я точно никуда дальше не пойду – останусь с тобой –