Инсинуации
Варвара Алексеевна Оськина
«Посмотрите на соседа слева и справа. Знайте, двое из вас не доучатся до конца». Эту мантру Элис Чейн повторяла все пять лет обучения в Массачусетском Технологическом. Несмотря на слабое сердце, она выгрызала в гранитной скале тоннель в светлое будущее и верила, что справится. Ведь разве могло что-то пойти не так? Но жизнь полетела кувырком, когда в темном ночном клубе, а затем в лекционной аудитории Элис столкнулась с профессором Джеральдом Риверсом – гениальным разработчиком искусственного интеллекта. Роботом, как и созданные им машины. Но чем больше узнавала его Эл, тем труднее казалась задача пережить этот год и не влюбиться в него своим больным сердцем. Содержит нецензурную брань.
Джон Маккарти[1 - Выдающийся американский информатик, автор термина «искусственный интеллект», изобретатель языка Lisp, основоположник функционального программирования, лауреат Премии Тьюринга за огромный вклад в область исследований искусственного интеллекта (здесь и далее примечания автора)] как-то сказал, что наши чувства любви и ненависти не нужны искусственному интеллекту, однако, мы вполне могли бы их запрограммировать. И действительно, с помощью стандартных символов можно описать что угодно – страх, боль, радость. Но чем глубже вы погружаетесь в создание интеллекта, тем больше понимаете – вы и есть тот самый код. Он оцифровывает вас, проникает в личность, становится её неотъемлемой частью, меняет мышление и сознание. Любой набор эмоций становится не более, чем перечнем заданных переменных в программе под названием «Жизнь». Отныне вы воспринимаете мир набором команд. Каждое действие – бесконечное число переменных, выстроенных в строгую логическую цепочку и влекущих за собой просчитанный и предсказанный результат. Со временем препарированию подвергается все – от учебных задач, до выбора кукурузных хлопьев, а не вписывающееся в схему определяется ошибкой и безжалостно удаляется. Вселенная сводится к набору правил, что задает последовательность действий.
Теперь, вы – алгоритм.
1.
Элис Чейн открыла глаза и сладко потянулась. Теплые солнечные лучи пробирались сквозь тонкие колышущиеся от легкого ветра шторы, с улицы доносился обычный шум утреннего Бостона. Вторая из двух крошечных спален расположившейся в не самом благополучном районе квартирки, была наполнена теплом и свежестью. За окном громко кричали дети, кто-то ругался отборным геттовским матом с вьетнамским акцентом, а мимо аппендикса улицы то и дело проносились грузовики. Жизнь в старом Дорчестере всегда была такой – шумной, немного грязной и совершенно нескучной, особенно в темное время суток. Близость железной дороги то и дело напоминала о себе мелким дребезжанием стекол в окнах и летящей круглый год пылью.
Последнее для Элис в этом городе лето стремительно заканчивалось. Один год, и она наконец-то скажет «аривидерчи» хлипкой квартире, безжалостному университету и неадекватным соседям, которые днем мешали заниматься, а ночью – спать. До начала финального забега к вожделенному диплому оставались сутки. Магистерская программа подходила к концу, и Эл с трепетом ожидала предложений о работе. Оставалось лишь написать диплом, и она готова упасть в объятия этого удивительного мира. Жизнь только-только начиналась.
На самом деле свою судьбу Элис могла смело назвать какой угодно, но только не обычной хотя бы потому, что ей удалось выжить. Дважды. Найденная ещё новорожденной в куче старого тряпья на одном из этажей заброшенной стройки, Эл вообще не должна была вдохнуть холодный воздух предрождественского Бостона. Ее нашел Клаус Кестер, старый мафиози, услышавший в сочельник хриплый плач посреди заброшенной стройки. Это место он счастливой случайностью выбрал для встречи с главами других преступных группировок и не знал, что лежащий перед ним младенец сумел победить не только несколько часов морозной ночи, но и проклятую статистику. Об этом узналось гораздо позже. А в ту ночь, грубый и резкий по своей натуре Кестер не дал пристрелить из жалости уже почти затихшего ребенка. Он искренне верил, что на том свете ему зачтётся каждое доброе дело, совер