Глухомань: Посвященный Моране

Александр Геннадьевич Емельянов

Казалось бы, в Российской империи на переломе веков есть повод, чтобы посокрушаться о неразвитости огромного и щедрого на дары Природы края, как о какой то глухомани…но Человек безжалостно врывается в её Леса, убивая Детей Леса, сжигая сотни и тысячи гектаров Живой Тайги…Но недаром вокруг нас разлита истинная, не загаженная техническим прогрессом, великая и чистая Магия…И существует многосотлетний Клан магических Хранителей Леса – Зверунов, колдунов и колдуний… И сама Мать – Природа в лице великой Мораны выбирает своих Хранителей… Содержит нецензурную брань.

Пролог

Казалось бы, огромные расстояния Российской империи на переломе веков должны были бы дать повод, чтобы посокрушаться о неразвитости огромного и щедрого на дары Природы края, как какую то глухомань…но не только энтузиасты, местные жители думают о судьбе своего края….Но и сама матушка – Тайга с тревогой смотрит на то, как человек безжалостно врывается в её Леса, убивая Детей Леса, сжигая сотни и тысячи гектаров Живой Тайги…Но недаром вокруг нас разлита истинная, не загаженная техническим прогрессом, великая и чистая Магия…Многосотлетний Клан магических Хранителей Леса – Зверунов, колдунов и колдуний…

И сама Мать – Природа в лице великой Мораны выбирает своих Хранителей…

Глава 1

– Егорка! Егор! – голос отца гулко разносился по лесному безмолвию Дарьиного полесья, что размещалось в пяти верстах от станицы Гремячий Луг, что притулилось в Павловской Теснине, на излучине стремительной красавицы Ингоды, в тридцати пяти верстах южнее города Читы, тогда затхлого, уездного городишка…

В этой елани размещался Ванькин покос, на котором у моих родителей была две десятины покоса, выделенного обществом сельского поселения. На нем сейчас были мы с отцом и старшой брат, Алексий. Жили мы семьей в этих местах уже достаточно долго, около ста лет…с момента выселки нашего прадеда Анисия Петровича Былкова в середине еще восемнадцатого века сосланного, как вспомошника бунтовщиков в Польском восстании…

Итак, я – парнишка десяти годков от роду, маме – Аксинье Петровне Былковой, в девичестве Петровой, около тридцати годков…Я – последний. как говорят в этих местах – «Отхончик», может и потому родители баловали меня, как последнего в семье ребенка…Ну как баловали? В дикой тайге, в окружении суровых сопок, так…разве что пряник или петушок сахарный из торгового форпоста неподалеку….Жилье тут суровое – только огород и покосы, а также и корова и две козы…табунок овец, курочек с десяток и утей…Особая гордость мамы – пять гусынь и огромный гусак – Петр Степанович! Ха! Так его прозвали, когда он еще малым гусенком был…

Ну и конечно, отцов любимец – строевой конь Гнедой! Ну и мой – таежная сибирская лайка Майкоп…почему у него такая кличка? Не знаю?! Мне его подарили еще малым щенком, поранил тот лапушку и потому ковылял за мной…вечно скуля и прося, чтобы его погладили, проезжие геологи, когда были тут проездом, и брали отца (Василий Анисимович Былков) в качестве проводника по местным местам…Что они там нашли? Никто не знает…

А я и не скупился на ласку…жалко было песика! А он вырос, окреп вместе со мной и стал таким красавцем, что мужики, что собирались вечернюю зорьку приговаривали папке – Ну ведун твой малец! Вон из какого калеки какую справную собаку вырастил…

А песик и вовсе расстарался, когда однажды по осени, увязавшись еще подростком вслед за отцом, внезапно примчался домой, весь растрепанный и с дикой тоской в глазах! Мать, только кинула взгляд на пса, сразу вскинулась и к соседу – Петрович, беда с моим Васей приключилась, вон калика наш вернулся, зовет за собой!

И мужики быстро взнуздали коней, свистнули пса и следом за ним умчались в вековую тайгу, что сурово набычилась за околицей деревни…Под вечер они вернулись, ведя двух коней на поводу, между ними в импровизированных носилках колыхалось безвольное тело отца…

Но слава богу, откачали отца, после этого он стал странно задумчивым, часто сидел на завалинке, поглаживая пса за шиворот…тот жмурился от ласки, закидывая голову назад, словно стремился преданно взглянуть в