Поколение одиночек…

И не радости, и не боли,

Мы живем, то вчера, то завтра.

Мы до старости учим роли,

А нас гонят прочь из театра,

Шаг за шагом, ряды все реже,

В пустоте, не сомкнутся плечи.

Одиночество вены режет,

Безысходность с хандрой калечат…

Нас и сглазить – то не успели,

А уж ставят кресты, да свечки.

И скулят за окном метели,

И заткнулся сверчок за печкой…

Поколение одиночек,

Тех, кто вырос, смотря на звезды.

Непонятный, корявый почерк,

И менять что-то, слишком поздно…

Верую, но не верю

Верую, но не верю, если отводят взгляд,

Если сопят за дверью, пряча в ладонях яд.

Я не одни, нас много, тех, кто сошел с ума,

Выбрал не ту дорогу, тех, чья душа больна,

Только больную душу, я лечить не хочу!

Не отступлю, не струшу, в небо стрелой взлечу!

Не оставляя шансов, режу, вскрываю, рву!

Я не прошу авансов, лучше пойду ко дну!

Я сумасшедший? Полно!

Кто здесь прозрачно чист?

Легче смириться с болью, чем начать новый лист.

Я ненормальный? Что вы?

Вам ли меня судить!

Тем, кто своё сумасшествие,

Бережно так хранит!

Каждый сам за себя…

Каждый сам за себя, все один на один,

Мы бойцы, да никто, что-то в бой не спешит,

Наш приют материк, из не тающих льдин,

Милосердный наш Бог, нам позволил грешить,

Так живем, день за днем, ожидая весну,

И все меньше друзей, и все больше крестов,

Тот уснул за рулем, этот просто уснул,

Жизнь как сон, как музей разведенных мостов,

Жмем распятье к груди, кукиш прячем в карман,

Все несем на алтарь рок-н-ролльных богов,

Что нас ждет впереди? Только страх и обман,

Чарка водки, сухарь, да насмешки врагов,

Шире шаг, на парад в честь последней мечты,

Земляничных полян, конопляных полей,

Где ты, Родина-Мать? Что же делаешь ты?

Ну хоть солнца лучом, нас убогих согрей…

Разве это грех?

Сорок восемь раз – будто один шаг,

Кто же я сейчас? Друг? А может враг?

Может быть не я? Может не со мной?

Где та колея, что ведёт домой?

Мутное стекло, за окном – февраль,

Дождь идёт… Тепло… Врёт всё календарь!

Кружит карусель бесполезных дней,

Вьется канитель из чужих теней.

В этот год зима, как и в прошлый – дрянь!

Вновь схожу с ума, вновь першит гортань.

А в душе лежит прошлогодний снег,

Милая, скажи, разве это – грех?

Я иду мимо…

Серое утро, забор перекошенный,

В пояс бурьян ещё с лета не кошенный.

Грязью машины по крыши забрызганы,

Бомж на помойке – ватник замызганный.

Ветер играется рваной газетой,

Пес шелудивый мчит рыжей кометой.

Черная пыль и свинцовые тучи.

Павшей листвы обгоревшие кучи.

Город прокурено кашляет смогом,

Стонут деревья в парке убогом…

Ржавые трубы плюют в небо дымом,

Здесь всё чужое, и я иду мимо…

На пути к собственной Голгофе

Осень сумерками дурачит,

Ночь долга на исходе года.

Но уже ничего не значит,

За окном эта непогода.

На пути к собственной Голгофе,

Осуждаю себя на муки.

И коньяк чередуя с кофе,

Проклинаю дрожащие руки.

Сколько же мне нести свой крест?

Нет, не день, и не год – века!

Не спасет меня Благовест,

Не увидеть свет маяка!

Я себя ненавижу за страх,

Я казню себя за измены.

И за слёзы в чужих глазах,

И за вскрытые кем-то вены.

Самого себя не простить,

Неуклюже сутуля плечи.

Как хотелось бы все забыть,

В этот ветреный мерзкий вечер…

Я входил в открытые двери…

Я входил в открытые двери,

Получал открытые раны,

Сосчитал все свои потери,

Оказалось, что слишком рано,

Мне в колеса вставляли палки,

А потом в упор из двустволки,

Наповал… Ведь таких не жалко,

Убивали… Да все без толку…

Завязав узелок на память,

Разрубив этот чертов узел,

И соломы, чтоб мягче падать,

Биллиардным шаром в лузу.

Но опять, в кровь кусая губы,

Я вставал возродясь из праха,

И гульнув на последний рубль,

Снова голову клал на плаху,

Уходил от шальной погони,

Путал след, путал быль и небыль,

В ночь меня уносили кони,

Ангелы уносили в небо,

И уже ко всему привыкший,

Похмелившись березовым соком,

Я забытый, но не забывший,

Возвращался к своим истокам…