Вали и Карамат

Татьяна Александровна Рубцова

Есть такое понятие в философии суфизма, как вали. Это одновременно и святость, и сила. Это и человек, воплощающий в себе что-то близкое, дорогое людям, и великое. Сила творит чудеса – это уже карамат. Вместе они – дар Бога людям, но по отдельности сила, не способная на великие свершения, просто никому не нужна. А чудеса без силы, способной совершить их – просто досужий вымысел старого сказочника. Пустые мечты. Только соединившись, они принесут счастье.

Стриж трепетал в струе еще горячего вечернего воздуха. Крылышки его мелко и часто дрожали. Он пронзительно звенел. Белое облачко одиноко плавало в бледно-синем небе. Солнце золотило верхушки далеких западных гор. И звонкая песня стрижа возносилась к нему. В мире царил покой.

Но налетел откуда-то ветер, незваный гость. И погнал облачко, встряхнул и взбил его, словно новый пуховик.

Стриж дернулся и нырнул вниз, весь затрепыхался и выпорхнул, купаясь в свежей струе, как в быстрой реке.

Ветер усилился, облачко разрослось, потемнело и закрыло палящее солнце. А с запада появилось еще одно облако, похожее на простыню – такое большое и белое. Ему предстояло покрыть мир и дать ему отдохнуть от дневной жары.

Ветер рванулся к земле, согнул в поклоне молодые тополя. А с ними упал вниз и стриж. Тревожный звон его разлетелся в порыве ветра. И слабая птичка заметалась в вихре. Пронзительный возмущенный вскрик ее упал в заросли вейника, запутался в его сухом шорохе и вознесся к мягкому шелесту молодой тополиной листвы.

Стриж нашел пристанище в развилке тополиных, тесно сплетенных ветвей.

Ветер набирал силу. Но много отваги теплилось в крохотном сердце стрижа. Отчаянно зазвенев, он сорвался с дружественной ветки и опрометью ринулся в бурный воздушный поток, завертелся в нем, и перья у него встали дыбом, разрываемые ветром.

Но стриж звенел радостно и гордо.

И побежденный ветер утих, лег на землю вместе с песком и пылью. Остатки его растворились в синей глубине. Солнце снова явилось в своем пылающим ореоле. И крохотная птичка вознеслась к нему, звеня хвалу на весь мир.

Девушка отложила флейту на курпачу, легко соскочила с тахты, взбежала на айван, замерла, ступив на дощатый пол, хлопнула в ладоши и закружилась, быстро переступая босыми маленькими ножками. Руки ее извивались, как лозы. Она была тоненькая, почти прозрачная, в стареньком платье из яркого маргиланского шелка, которое она достала еще из свадебного сундука своей матери и носила уже третий сезон.

Она закончила первый курс колледжа искусств и считалась там восходящей звездой.

Стриженные мелкие кудряшки разлетались во все стороны. Голос ее звенел. Она напевала себе без слов ту самую мелодию, что она играла на флейте, вдохновленная полетом стрижа. У нее была удивительная музыкальная память и музыкальный слух. Она буквально за минуты сочинила музыку и теперь подбирала к ней танец.

Вот ее кудряшки, взлетев, опали. Девушка присела, извиваясь, словно травинка под ветром, и стремительно вскочила, застыв в напряжении. Руки ее остались приподнятыми, а глаза испуганно расширились: в раскрытую калитку вошел мужчина в коричневом костюме без галстука. Был он приземистый и плотный, грубый и прочный, как глиняная супа в дедовском кишлаке.

– Валижон-ака! – девушка заметалась по айвану, поправила занавеску, выбивающуюся из открытого окна, кинулась к мужчине, на бегу свернула, отряхнула курпачу на тахте, бросилась к другому ее краю, но резко отпрянула, и побежала к воротам.

– Ты что, не слышала, как я подъехал? Чем ты занималась таким, скажи мне, что даже уши забыла! Все вертишься, из себя великую музыкантшу корчишь. Уйди из-под колес, нечего теперь суетиться. Я сам могу для себя все сделать.

Девушка испуганно отпрянула и нервно скомкала платье на животе.

– Ну что вы сердитесь все время, братец. Я музыку для ашулы придумала, танец к ней, осталось только слова подобрать. На вашей свадьбе хочу гостей порадовать. Не злитесь, пожалуйста.

– Велика радость, слушать маленькую дуру. Вот женюсь, моя Мукаддамхон приучит тебя к порядку. Она тебе покажет, как нужно за домом смотреть и старших слуша