В поисках цветущего папоротника

Мария Купчинова

Литературная премия «Электронная буква – 2020»

Старик ступил на кладбищенскую землю, устало опустился на траву. Как он очутился здесь? Почему вдруг бросил все дела? Неужели виной всему Пуанкаре с его теоремой о возвращении? Совсем седой, с лицом, испещренным морщинами, из-за которых не видно старых шрамов, старик вовсе не был похож на профессора. Особенно здесь, среди оглушающей кладбищенской тишины.

Он поднял глаза на могильный камень, у которого сидел. Ева. Ее не стало шесть лет назад. Она всегда жила здесь, на родной земле, в Беларуси. Когда-то они были неразлучны. Потом он покинул эти края. Как думал – ненадолго.

Сколько же дорог он прошел!

Алесь мечтал, что поступит в европейскую семинарию, отучится и вернется домой. Но судьба распорядилась иначе. Две мировые войны, одна гражданская, научная работа. И вот он, известный физик, оказался в родных краях. Ева. Какими же разными были их дороги. Каким разным было счастье. А было ли?

Часть первая

1

– Ну, что ж, вернёмся к замечательному математику Анри Пуанкаре. Он прожил пятьдесят восемь лет: родился в 1854 году, умер в 1912-м, а после себя оставил около пятисот научных работ. В их числе знаменитая гипотеза Пуанкаре, о который вы все, как умные, интеллигентные люди, конечно, наслышаны, – усмехнулся высокий пожилой мужчина, стоя на кафедре и протирая очки. – Однако сегодня мы с вами поговорим о другой его теореме, так называемой теореме возвращения. Записывайте…

Профессор окинул взглядом аудиторию. На первом ряду две девочки подняли головы и посмотрели так внимательно, словно ожидали услышать нечто невероятное. Остальные демонстративно уткнулись в тетрадки, одновременно продолжая заниматься своими делами. Преподаватель застучал мелом по доске, объясняя доказательство.

– Теорему можно усилить, показав, что почти всякая движущаяся точка многократно возвращается к своему исходному положению. Это один из немногих общих выводов о характере движения. Детали движения никому не известны уже в случае…

«Да, вот в этом всё дело: в деталях движения», – профессор незаметно вздохнул. Мысль об этих неподдающихся никакому объяснению «деталях движения» преследовала его уже несколько месяцев, начиная с того летнего утра, когда он без видимой причины сначала оказался рядом с вокзалом, а затем купил билет на автобус, следующий до городка, в котором много лет назад была учительская семинария.

* * *

Как только дребезжащий сине-белый ЛАЗ свернул с шоссе на просёлочную дорогу, вдогонку понеслись клубы пыли. Пассажиры чертыхаясь то закрывали, то открывали окна, выбирая, задохнуться в раскалённом июльским зноем салоне или насквозь пропитаться пылью. Впрочем, закрытые окна помогали слабо: пыль проникала сквозь любые, даже самые незаметные щели, кружилась в воздухе, покрывая салон автобуса, пассажиров и их багаж серой пеленой.

Седой мужчина в клетчатой ковбойке и старых выгоревших брюках, с трудом втиснувшийся между двумя полными тетками на последнее сиденье, щурился, рассматривая танцующие от пола до потолка фонтанчики пыли, и не мог отделаться от мысли, что когда-то уже попадал в похожую пыльную бурю.

Автобус несколько раз чихнул на подъеме, дёрнулся и остановился. Водитель, молодой парень, несмотря на жару щеголявший в джинсовом костюме, пошитом скорее всего в Одессе, на Малой Арнаутской, выпрыгнул из кабины, с досадой пнул колесо:

– Так и знал: когда-нибудь эта рухлядь прикажет долго жить. «Вечный двигатель, вечный двигатель», – передразнил кого-то. – Вот тебе и вечный. Что теперь делать?!

– Далей не поедем, пойду в сельсовет, вызывать другой автобус, – водитель с опаской заглянул в салон. Угадывая недовольство пассажиров, буркнул, смягчая неприятное известие: – Прабачце, люди добрые.

Люди добрые зашумели, завздыхали; в мешке, который бабуля, сидевшая перед седым мужчиной, не без труда удерживала на коленях, завизжал поросёнок, увеличивая на несколько децибел общий гомон.

– Потерпи, пригожуля, – запричитала старуха, ласково похлопывая по мешку, из которого высунулся розовый пятачок, – не ведаю, когда теперь с тобой домой доберемся