ОТДЕЛ ПРОЗЫ

Саша КРУГОСВЕТОВ

Круговорот лиц, ощущений, жизненных обстоятельств выбрасывает на берег ундину? Кто она, что она: вечная женственность, любовь, судьба?

Вечный эскорт

Главы из романа

(Окончание. Начало в №9—11 за 2020 г.)

10

Это был май девяносто первого. С Ирочкой Котек мы не виделись больше месяца.

В Италии уже совсем тепло. Я остановился в отеле «Хилтон», в самом центре Милана, недалеко от знаменитых магазинов Галереи Витторио-Эммануэле II. Рядом – оперный театр «Ла Скала», Миланский собор, замок Сфорцеско. Очень удобно. Но, похоже, меня это совсем не интересует.

Только что закончился семинар писателей и сценаристов под руководством Виктора Ерофеева и Евгения Рейна; он проходил на вилле Сан-Карло Борромео, в двенадцати километрах от Милана. Когда-то вилла принадлежала знатному роду Борромео. В пятнадцатом веке здесь жил Леонардо да Винчи. Сейчас это пятизвездочный отель, превращённый хозяином в настоящую картинную галерею. Номера, коридоры, залы украшают картины – исключительно подлинники, представлено немало русских художников: Брусовани, Кабаков, Бренер, Булатов и другие. Меня пригласили на семинар как молодого перспективного автора. Получил какой-то диплом, очередную ничего-не-значащую-бумажку.

Все разъехались – кто по магазинам, кто – в аэропорт. Я остался в гостинице. Завтра, рано утром, самолётом домой. Долго сидел в лобби-баре с приятелем Виталием из Москвы. Пили пиво – я проставлялся по случаю получения диплома.

Фамилия смешная у этого Виталия – Добров-Шмелёв. Да и сам он смешной: большой, тучный, любитель вкусно поесть и хорошо выпить – настоящий добродушный Гаргантюа. Поэт и журналист, работает в популярной газете, выпускает литературное приложение.

– Есть-то надо, поэзией нынче ну никак не прокормиться, – объяснял он глубокомысленно.

– Да, литературой на жизнь не заработать, – согласился я с ним. – Хорошо, что у меня есть нормальная специальность и устойчивый доход.

– Понимаешь, Гера, я в людях давно разочаровался, – продолжал Виталий. – По мне животные гораздо лучше. Они такие, какие есть, и никогда не предадут. «Кто знал, что станет страшным зверем? Приобретёт зубов оскал… И я не знал, и я не верил… А ты скажи, ты сам-то знал?»

На семинаре Виталий читал свои басни: «О Еноте и Кашалоте», «Бегемот и крот». Читает он, кстати, отменно.

– Мне говорят: Виталий Викторович, это же детские стихи, пишите для взрослых. Почему детские? Про зверей – значит детские? Хармс тоже детские писал, по вашему мнению? «Мама Няма аманя» или «Пристала к пуделю рука» – гротеск, алогизм, абсурд – это что, детские? Вот и у меня недетские. Детских стихов вообще не бывает. Бывают хорошие или плохие. Ну ладно, Гера, мне на автобус пора, а то в аэропорт опоздаю. Давай обнимемся. Встретимся в Москве, ты ведь часто у нас бываешь. «Кто-то нас, как детей, развёл: нас учили, что жизнь – это бой; а она оказалась… гёрл!»

«В одном он прав, – подумал Герман, – жизнь, скорее всего, – дама, причём дама довольно требовательная и капризная. И, похоже, приструнить эту своенравную барышню пороху у него не хватает. С женой развёлся. Любит её до сих пор. Наверное, она его тоже, а вот ведь – врозь живут. Человеку любовь нужна, и чтобы любимая была рядом. Вот он и пьёт с утра до вечера, заглушить тоску хочет, пьёт от бессилья что-то изменить».

Проводил Виталия до выхода из гостиницы и, когда направлялся к лифту, заметил высокую элегантную даму, сидящую за столиком. Знакомое лицо – да это же Ева Яблонская! Помолодела, похорошела, платье от Готье из голубой сетки с муаровым рисунком подчёркивало контуры её загорелого тренированного тела. Ева смотрела на меня знакомым – умным, затаённо-ласковым – взглядом, слишком уж человечным для женщины её профессии.

Не знаю почему, но я очень обрадовался.

– Ева, вот сюрприз, что ты здесь делаешь?

– Тебя дожидаюсь, милый, вижу, ты занят умными разговорами. Вот и жду, когда до меня очередь дойдёт. Давняя знакомая из Ленинграда хочет взять у тебя интервью!

– Мы теперь в Петербурге живём, Евочка. Как ты сюда попала?

– Дверцы клетки распахнулись, вот птичка и упорхнула куда глаза глядят. Сам-