Арфа-грива

***

Ниночка не любила ходить в садик. Там было скучно, а еще днем нужно было спать, а спать днем она уже давно не умела, потому что стала большой. Или кто-то так решил, что всё, уже большая, пора учиться борщ варить, пора пол подметать, да не просто так, а чтоб чисто и чтобы пыль в воздухе не стояла. А раз уже большая, то спать днем нельзя, так решила Ниночка.

А еще в садике были занятия, на которых очень строгая воспитательница говорила, что сейчас нужно делать, а что делать категорически нельзя. Почему нельзя, Ниночке было непонятно. И иногда, после занятий, она все же пробовала сделать то, что было нельзя, например, взять кисточку в кулак, а не в пальцы, намазать клеем стол, а не бумажку или аккуратно полить воду на стол. В конце концов, почему нельзя, чтобы вода немножко была на столе? Наверное поэтому воспитательница Ниночку не очень любила, но все же старалась найти с ней общий язык. Особенно на прогулках. Ниночке не нравились прогулки, потому что там чаще всего было или холодно, или шел дождь. Но ей нравилось сидеть на веранде и рассказывать, рассказывать, рассказывать… Все то, что ей удалось то ли придумать, то ли увидеть или накопить за утро и день. А дети собирались вокруг и тихо слушали. Им нравились эти истории, больше похожие на правду, но еще по-детски сказочные. А воспитательница в это время спокойно стояла в сторонке и о чем-то говорила с дворником, или с нянечкой, или с самой заведующей!

В этот садик Ниночка пришла недавно, потому что они переехали в большую квартиру, и мама стала снова ходить на работу. Каждое утро мама по дороге на работу отводила Ниночку в садик. Ниночка шла медленно, а мама тянула ее за руку, торопилась.

– Мама, я буду играть на арфе.

– Хорошо… в музыкальной школе учат деток играть на арфе

– Нет, не там. В таком круглом доме, он похож на цирк, но сверху он тоже круглый, а на куполе – узор, похожий на облака. Помнишь, я тебе рассказывала про круглый дом? В этом доме все стены круглые, со всех сторон.

– Опять сочиняешь? Расскажи ребятам в садике про этот круглый дом. А сейчас поторопись. А то оставлю тебя на крыльце и в садик заходить не буду.

Ниночка засопела и постаралась чаще перебирать ногами. Она не хотела, чтобы мама оставляла ее на крыльце. Когда так случалось, Ниночка одна проходила в группу, со всеми здоровалась, аккуратно убирала одежду в шкаф и съеживалась от страха. Если она заходила одна, пожилая нянечка всегда что-то плохое говорила про маму, настолько плохое, что Ниночка не хотела даже попытаться понять смысл всех ее слов. На удивление, на эти слова очень весело реагировала воспитательница и… тоже говорила что-нибудь плохое про маму. Ниночка не хотела, чтобы кто-то говорил плохое про маму, даже воспитатльница.

Воспитательница – хозяйка детей. Она могла залезть в шкафчик и вытащить всю одежду, рассмотреть ее, обсудить, сложить по-своему. Могла вытащить из кармана жука и заставить утопить его в унитазе. Могла приказать закрыть глаза и спать. Могла отобрать ложку, если кто-то ел неаккуратно, и долго не отдавать. Но самое обидное, это то, что она могла что угодно говорить о детях. Не о всех, но всё равно было очень-очень обидно. Потому что Ниночка точно знала, что они не «бездари и олухи», не «дети Ивана-дурака», не «твари безрукие». Они хотели сделать домик жуку, собирали на участке драгоценные камни, чтобы потом показать их маме и папе, придумывали как сделать шалаш из раскладушек и, в конце концов, капустный суп есть аккуратно невозможно, его вообще невозможно есть! Можно только представлять себя мореплавателем и разгонять ложкой волны от корабля – капустного листа.

Дети все понимали и молча терпели. И, возможно, тихо завидовали тем, кого не обзывают и не ругают. Но стать другими они не могли. И не умели.

Ниночка тоже не умела. И по-прежнему не спала днем.

Вечером за ней пришла не мама, а бабушка. Это было странно.

– А мама где?

– На работе. Я тебя пораньше решила забрать. Пойдем в одно место сходим.

Ниночка замолчала. «В одно место» никогда не означало ничего хорошего. Вот, точно. Они пришли в какой-то длинный дом, в котором пахло рыбой и чем-т