Неотправленное письмо
Не доходят только те письма, которых не пишут.
Михаил Шишкин
Чернильница наполнена словами,
Которых не слыхал никто пока,
О девушке с медовыми устами,
С застенчивым румянцем на щеках.
Слова рвались из сердца на бумагу.
В который раз из них хотел Творец,
Сложить никем не виданную сагу,
О магнетизме любящих сердец.
О том, что губы жаркие несмело,
Нырнув, скользнули в ямочки ланит.
Что помнило ещё объятья тело,
И аромат волшебный не забыт.
А где-то ждёт его письмо фемина.
К груди младенца прижимает мать.
Однако никогда её и сына
Ему не суждено теперь обнять.
Его большие ласковые длани,
А также пара ног и пара глаз,
Остались где-то там – на поле брани.
Сапёры ошибаются лишь раз.
Сидел угрюмый юноша плечистый.
Осенний дождь стучал в его окно.
И расплывалось на бумаге чистой
Солоновато – горькое пятно
Мода на наряд
Свою озябшую планету
Согреем, как младенца мать.
Чтоб хаки стал важнейшим цветом,
Не стоит людям допускать.
Когда любовь, надежда, вера
Изменит моду на наряд,
Марс на подвязки для Венеры
Порежет воинский бушлат.
А наши сестры, наши дочки,
Исполнив главную мечту,
Заменят черные платочки
На белоснежную фату.
Эффект бабочки
Из кокона, прорвавшись на свободу,
Машу своим напудренным крылом.
Я – бабочка, чудная дочь природы.
Цветы, поляна, небо – вот мой дом.
Жизнь коротка, итак едва теплится.
Мне не дожить до будущей зари.
А тут ещё прожорливая птица
С раскрытым клювом надо мной парит.
Простить её нельзя – понять не сложно:
– Ведь я звено в цепочке пищевой.
Поэтому, летая осторожно,
Дружу с цветами, листьями, травой.
Когда о краткой жизни размышляю,
То к горлу подступает липкий ком.
Но хоть убей, никак не понимаю:
– Что нужно этой бестии с сачком?
Зачем он глупый бегает за мною?
Зачем меня булавкой проколол?
Чтоб мир спасти моею красотою —
Меня цинично посадил на кол.
Тебя понять, двуногий, невозможно.
Про мой эффект забыть ты захотел.
Твой меч давно не опускался в ножны,
На брата своего глядишь в прицел.
Хоть говорят: – не так то просто это.
Попробуй заглянуть за горизонт.
Ты там увидишь мёртвую планету,
И новой Хиросимы жадный зонт.
Но ты – слепец. Не замечать преступно —
Кровавый мир, сиротских слёз реку.
Тебе, несчастный, видно недоступно
То, что понятно даже мотыльку.
Новые крестоносцы
Как крестоносцы шли когда-то
Со словом божьим на устах,
Так нынче шествуют солдаты,
Неся страдания и страх.
Кровь как росу смешали с пылью,
Сменяя ипостась креста,
Нательный превратив в могильный,
Забыв про заповедь Христа.
Топча траву, ломая рифы,
Несут Земле свинцовый мир.
И лишь стервятники да грифы
Ликуют, предвкушая пир.
Готова всех изжить со света
Старуха с острою косой.
И онемевшая планета
Рыдает утренней росой.
Сердце матери не заживает
Все, что светлого было на свете,
Материнские руки взласкали.
Прикоснутся ко лбу на рассвете,
И весь день ты живешь без печали.
Прикоснуться к руке в понедельник,
Всю неделю на крыльях летаешь.
А обнимут тебя в День рожденья,
Целый год грусть тоска не съедает.
Но, бывает, что сильные руки,
Кем-то сделанное ломают.
Топят сердце в тоске и разлуке,
И цветочки с корнями срывают.
Для чего ж предназначены руки?
Что б нажать на холодный курок?
Что б обречь чье-то тело на муки,
Увеличив страдания срок?
А быть может судьба их другая?
Нежно женское тело обнять.
И, навечно к себе прижимая,
В неизвестное счастье поднять.
Материнскими сделать ей руки,
Слёзы снять ей ладонью со щёк.
Счастье ей принести через муку,
Новой жизни дать первый толчок.
Стать звеном из цепи бесконечной.
Шахты чьей-то надежная клеть.
Только кто-то разрубит колечко,
И повиснет безжизненно цепь.
Велика ли заслуга в час боя,
Чью-то жизнь навсегда оборвать.
Велика ли заслуга героя,
Если слёзы прольет чья-то мать.
Сколько лет мать растила мужчину,
Слёзы, душу и руки вложив.
И она не поверит в кончину,
Для нее он