5 равно 1
Дробью
из ружья
адским
дуплетом =
убит.
Кровью
мы друзья —
братским
заветом =
сшит.
С солью
едя,
Бродским
сюжетом =
сыт.
«С болью
тебя!» —
жёстким
ответом =
крыт.
Последний звонок.
Последний звонок. Аттестат и свобода
решать с неизвестными сложный пример.
На выбор профессия, после, работа —
нелёгкой дистанции точный замер.
Лежит на ладони одна неизвестность,
лежит на ладони родной аттестат,
уходит знакомая, школьная местность
с последним звонком в безымянный закат…
Постправда.
Мысли запутались в длинных цитатах
умных газет и журнальных статей:
стоимость нефти, каменья в каратах,
газопоток, уникальность идей,
дремлющих лиц российской элиты,
сельские школы, гнилые мосты…
Что-то сердитый… Слишком сердитый
я спозаранку… Сплошные холсты
там, за окном, уходящим в реальность
вывесок сочных. Плевать! Карантин
нам не помеха. Помеха – банальность,
полубредовость гнетущих картин.
Снова постправда – корявое слово
(как-то Олег мне о нём рассказал)
Что за Олег? Да не суть разговора!
Суть – недоправда, как грозный оскал,
спрятанный в линиях милой улыбки,
скрытый в чернеющих строчках газет…
Сильно приправлены чьи-то ошибки
в длинных цитатах, сомнения нет!
Светает…
На каменных плитах, шлифованных ветром,
омытых дождём, засверкали лучи
румяного солнца, встающего в светлом,
туманном обличии. Где-то в ночи
потеряно уханье сов удивлённых,
надменных к дневному. Повержена тьма!
Лучи пробиваются в ветках зелёных,
страдание ночи, сводящей с ума
глубины ущелья, закончится эхом
паденья гранитных осколков на дно.
А там, в высоте, заливается смехом
собрание птичье. Светает… Светло.
Экзамен.
В институте царит тишина —
В институте экзамен вступительный —
Перед будущим знак вопросительный,
Оттого непомерно волнительный,
Словно первая проба вина!
Созерцание собственной мысли,
В раскалённой за час голове,
Не находит решенья во тьме,
В затуманенном страхом уме.
В пустоте все ответы повисли!
Расписные следы авторучки
Потонули в формате листов,
По бумаге плывут закорючки,
И ответ постепенно готов…
1917 год.
Развевалось красным знамя,
И алел закат.
Полыхало ярко пламя,
Сотню лет назад.
Багровели реки крови,
От гражданских войн.
Революции дороги,
Привели на бой.
Бушевал народ невольный —
Люд страны Советов.
Принимал решенья Смольный,
Против злых наветов.
И блестели ружья дико,
Стыла кровь рубином.
Для России той, великой,
Штык назвался сыном.
Век империи окончен,
Царь лежит в земле.
И союз довольно прочен РСДРП!
Сломлен гнёт буржуазии,
Враг бежит, вопя.
На прощание добили
Контру до нуля.
Знамя красным развевалось,
И закат алел.
Юной Родины начало —
Век СССР.
2300 год.
Стреляли по своим… Инопланетный разум
в две тысячи трёхсотом внезапно осмелел —
послали корабли флотилии и разом
хотели на Земле устроить беспредел.
Творилось чёрти что! Мы видели впервые!
У них блестели бластеры в титановых руках,
у нас же были старые «АКА семьсот вторые»,
которые собрали на Марсе впопыхах.
Сто с лишним лет назад они имели место:
кевларовый затвор и сенсорный курок,
но в том бою, внучок, мы победили честно —
мы истощили их разбитостью дорог!
– Дедуль, а говорят, их победили Штаты?
– Да нет, внучок, ты что! Они же под землёй!
В Лас-Вегасе их бункер – громаднейшая хата,
они там закопались от страха с головой!
– Вождю поклон великий! Ведь если бы не Дутин
– умнейший человек, правитель на века,
который разобрался в инопланетной сути:
«В сортирах их замочим и смоем в облака!»
– тогда мы все смеялись и выдержали битву…
Иди, внучок, играй, не думай о плохом,
а я пока слетаю на Орион за бритвой,
да заскачу на Альфа за стекловолокном.
Antiпатриот.
Рвут зубами, прут руками,
да кусочек пожирней!
И в кормушку сев с ногами
стаей жирных голубей.
Не о птицах беспокоюсь,
о родной России я.
Ведь воруют, не скрывая,
набивают-то не зря
широченные карманы
Сен-Лорановских штанов.
Не увидишь в Амстердаме
расписны