Закрой глаза – представь

Александр Андреевич Малков

Пыланье, жар и плач, страдания – борьба. Борьба с собой, ведь каждый шаг, стремления души есть враг народа, киллер тишины. Но встань, закрой глаза – уйди и новый мир открой, где ярче будет свет, зеленей трава. Забудь о всех – беги!

Часть 1.

Пылали и глаза, и свечи.

«И в раз был звон – теперь пустой хрусталь и снова полный через край»

Громкие голоса, хлопки и крики, взрывные движения – толпа. Как на сцене. И как на подмостках Горящий голос со всплесками рукописных жестикуляций полил во все уши. Читал свою новую проповедь: «Оппозиция есть стихия всякого политического устройства!”, и шаг, и пауза – тут же свист, хлопки. Продолжает: «Имеем ли мы право, как честные люди, предпринимать государственный переворот…” последовало взрывной вопль и аплодисментов каждого. Герой дня поднял гордую улыбку, отклонялся.

Закрыв широкие шторы, просил быть тише – стемнело. Теперь ночь – всё тише каждый перешептывался. Здесь большинством сверкали молодые лица. Модные костюмчики, офицерские погоны. Пена и всплески вин, брызги шампанского. Здесь были все: Рылеев с его вдумчивым взором; неистовый пыл Каховского, его – “Мы готовы для цели общества убить кого угодно!”, что “С этими филантропами ничего не сделаешь; тут просто надобно резать!”; конфузливость Трубецкого и др. Яростные умы этого поколения, они возвеличивали свободу, как единственно верный смысл. Стремленье к славе, ценою жизни добиться цели! Ах, как всё это похвально; И вместе с ними можно было бы пуститься в долгие рассуждения, впуская мудрые высказывания о надобности и о смысле, осуждения и похвалы, но не стану. Мы же всё-таки заглянули сюда не за этим.

Интересует нас больше всего юноша, что оглядываясь и восхищаясь ораторами, повторял самые громкие фразы. Наблюдая, поддерживая; встречая думы их с той же пылкостью, жаром страсти за свободу, за народ, хотя и конфузливо скрывал всё в себе. Он также улыбался, но не обнимался, хотя восклицал, но не слишком, давая шум другим. Был одним целым с ними и в тоже время отдельно от них. Главное, что испытывал чувство “мы едины”.

Феликс был, кажется, незнакомым никому, точно случайно пришедшим. Личность его жила в 3 приметах: красив, молод, наивен, хотя одно было причиной другого. Думал также, что наравне с другими лицами “банкета”, что значительность его в деле может быть даже важнее, чем их. Утверждал, что друзей у него много, но за друга, жаль, его никто не считал, будто впервые слышали его имя.

***

«Умрем! Ах, как славно мы умрем»

Буф! Шагал уже не первый пушечный выстрел царского войска. Не уходящий туман. Народ бездумный, кричащий и молящийся. Широкая стена из людей батальона рушилась, под страхом смерти они бежали на хрупкий питерский лед. Феликс. И его недавняя страсть за свободу треснула и посыпалась градом рыданий. Он бежал, спотыкаясь; сел, прижавшись к коленям. Сколько он не пытался, не мог заглушить вопли на петровской страдающей площади. Уже даже не думал, а в душе вопил как отчаянный. Он сел и закрылась заколоченная металлами дверь. Бело-красный горящий от крови снег сменился на тьму кирпича, и голубоватую ночь.