Храни мою тайну

– Сядь рядом, – едва слышно прошептала Кристина.

Кирилл подошёл ближе к её кровати и присел на край, взяв жену за руку.

– Я расскажу, а ты не перебивай, хорошо. У меня мало сил, но я должна тебе рассказать, пока ещё могу.

Кирилл кивнул и постарался сделать вид, что готов спокойно принять любые новости. Кристина болела уже несколько месяцев, не вставая с кровати. Время от времени её увозили в больницу, но только чтобы чуть продлить её жизнь, которой скоро должен был прийти конец. Ей оставалось совсем немного, не больше пары недель, рак съел её изнутри.

– Я должна была раньше рассказать, но сейчас не время оправдываться. Просто слушай. Когда мы с тобой поженились, нам казалось, что всё, что было в прошлом неважно, главное, что есть ты и я. Но на самом деле кое-что важное было.

Когда мне было двадцать, я впервые влюбилась. Тебе неприятно это слышать, прости, но я должна. У нас был роман, в результате которого родилась дочь Валерия. Я слишком поздно узнала, что он женат, и мы с дочкой остались вдвоем. Мы справлялись, правда. У меня были кое-какие накопления и небольшое наследство от мамы, этого хватило, чтобы нам перебиться до двух лет, когда Лера пошла в ясли.

Я вышла на работу, жить стало полегче. Лера была чудесным ребенком… Мы друг друга любили, хорошо ладили. И о нас никто не знал. Её отец не появлялся в нашей жизни, а своим родственникам он, само собой, ничего не сказал, чтобы не портить свою репутацию и брак.

Мы жили своей тихой жизнью и старались радоваться мелочам. Но ближе к трем годам я начала замечать, что Лера странно себя ведет. Её поведение стало ненормальным, она то плакала без остановки, то смеялась, и смены настроения происходили моментально. Она была то очень ласковой и спокойной, то вдруг становилась агрессивной и могла броситься на меня с кулаками.

К такому меня жизнь не готовила! Мы, конечно, обошли кучу врачей, и они даже нашли у неё какое-то заболевание, но смысл в том, что полностью вернуть её в нормальное состояние было невозможно. Частично всё купировалось препаратами, но в целом это была словно не моя дочь.

Ты сейчас подумаешь, что я жестокая и бесчувственная, и ты имеешь на это право. Мне больно это говорить, но я отдала её в детский дом. Я не могла с этим справляться, это было чем-то невыносимым. Лера всё чаще была словно не моим ребенком, а каким-то незнакомым мне неадекватным человеком. Из сада её пришлось забрать, так на что нам было жить? Я не могла сидеть с ней дома.

В общем, я отдала её… И в какой-то момент мне стало намного легче, я смогла свободно вздохнуть. Через полгода я познакомилась с тобой. Ты полюбил меня, заботился обо мне, и моя жизнь стала еще прекраснее.

Однажды мы с тобой шли по парку и я увидела, как моя дочь идет с какими-то людьми, вероятно, приёмными родителями. Она выглядела совершенно нормально, вела себя адекватно, улыбалась. И она увидела меня. Она смотрела мне в глаза леденящим душу взглядом, в её глазах было столько боли, столько страдания! Она узнала меня, конечно же! Но прошла мимо, молча глядя мне в глаза.

Помнишь, я ещё тогда расплакалась ни с того ни с сего, ты ничего не понял… Я навсегда запомню тот её взгляд. Я предала её, и она прекрасно это знает.

И я видела её потом еще несколько раз там же, в парке. Но она, едва заметив меня, отворачивалась. Я своими руками отдала свою дочь. Я не стала бороться за неё, за нас.

У нас с тобой никогда так и не было детей, так вот знай, это мне наказание за то, что я сделала. Леру мне никогда не вернуть, да и самой мне уже пора уходить… но я ухожу с тяжелым сердцем. Навсегда это будет у меня внутри, даже на том свете.

У меня в столе лежит её фото. Если вдруг увидишь её… прошу, передай ей письмо, оно лежит рядом с фотографией. Уговори её прочитать, умоляю. Иначе мне никогда не обрести покой.

Ты можешь считать меня кем угодно, мне уже теперь всё равно, я за всё ответила, ты видишь, как я страдаю. Но главное для меня – чтобы Лера прочитала письмо и попробовала меня простить. Чтобы хотя бы в её жизни не было этого невыносимого груза…

– Я всё передам, дорогая… Всё передам. Спасибо, что рассказала.