Парижанка

Александр ВИН

«Парижанка» – рассказ о том, как нечаянный осенний дождь может помочь стать счастливыми двум хорошим людям. Она убеждена, что обычно туфли на шпильках говорят о желании достичь какой-то цели, а грубые башмаки, – это попытка добиться цели любой ценой. Он же утверждает, что, если обезьяна протягивает банан, то вариантов всего три. Человек некрасив, она умна, он голоден. И вот эти такие странные люди хотят быть вместе…

О тех, кто светел

По крутым склонам старых острых крыш на город медленно опускалась большая снежная туча. Набережная реки, и до того малолюдная, понемногу окончательно пустела, туристы теряли свежий утренний интерес к событиям прошлых веков и торопливо уходили с улиц, избегая возможно неприятного ненастья.

Мокрая серая брусчатка блестела следами последних дождей, в тесных пространствах между древними камнями тёмно зеленел шершавый мох.

Он неторопливо достал из кармана пальто рабочий нож, открыл тяжёлое лезвие.

– Ну что, сестрёнка, пожалуй, нужно соглашаться…

Не наклоняя широкого зонтика, Одда с любопытством слушала хриплый голос и смотрела на сильные движения хмурого, давно не брившегося человека.

– Только если ты уверен, что сможешь это сделать.

Он опустился перед ней на колено, смятую кепку бросил рядом на простор мелкой лужи.

– Встань пока ногой сюда.

Лезвием аккуратно, в несколько движений, он вычистил землю из брусчатого промежутка, потом, нажимая и покачивая как рычагом, прочным ножом, со скрипом раздвинул рёбра двух гранитных камней.

– Держи, сестрёнка.

Отряхиваясь, мужчина смеялся глазами.

Без просьбы, на время, освобождая её руки, взял зонт, подставил для опоры плечо.

По-прежнему спокойно Одда провела носовым платком по высокому каблуку своей так удачно освобождённой из каменной ловушки дорогой туфли, надела её, улыбнулась.

– Спасибо.

Нож, обтёртый лезвием о рукав старого пальто, защёлкнулся.

– Это же ведь не для себя, правда? Такие каблуки неудобны… Значит – это ложь.

И, не ожидая ответа, ссутулившись мокрой широкой спиной, мужчина медленно зашагал дальше по набережной.

Даже и после середины этот день был удивительно светел.

Неожиданно изобильный, по-осеннему короткий снегопад отодвинул ближе к вечеру уже привычные ранние сумерки.

На главной городской улице волглый снег завалил высокие ступеньки маленьких модных магазинчиков, и у дверей почти каждого из них юные продавщицы вынужденно убирали совками и щётками с пешеходных тропинок безобразные снежные комья. Сила обстоятельств и дисциплина выгодных рабочих мест выгнали их, таких красивых и стройных, в тоненьких одеждах, с тщательными причёсками, в курточках, в дорогих шубках, ковыряться в кучах неприятных сугробов, низко наклоняя головы, скрывая от прохожих свои приготовленные не для такого кукольные личики и стыд трудной работы.

Он шёл по улицам, невнимательно раздвигая ненадёжный снег тяжёлыми башмаками, и всё ещё продолжал улыбаться.

В конце прошлой недели пришлось привычно заняться заменой входного замка в своей квартире. Сосед, медленно прожёвывая что-то из позднего завтрака, спросил:

– Чего ж ты так? Ключи часто теряешь?

– Нет, я часто их отдаю…

Не решаясь на окончательный поступок, он после развода два или три месяца жёг на берегу свои рукописи и архивы, каждую субботу выбираясь из дома за город, на их заветное место, и час или немного дольше поддерживал когда-то важными бумагами огонь небольшого костра…

Он замечал, как быстро становится бедным.

Поначалу, чтобы не подводить людей, которые никак не желали понимать его поступков и мотивов, но, тем не менее, по старой памяти, давали ему иногда заработать, нужно было при встречах «выглядеть»…

Примерно через год в активе его гардероба остался последний прежний костюм и хорошие, но давно уже неисправные наручные часы. Перед каждой встречей с заказчиками проектов он ставил бесполезные стрелки примерно на то время, в которое ему предполагалось с людьми разговаривать и, беззаботно улыбаясь, точно в назначенные минуты ненароком демонстрировал господам свои дорогие часы.

Возвращаясь, он шёл долго.

На скромной окраинной улице незаметные люди собирал