Последняя надежда Гипербореи

Оксана Макс

Трудно жить студентке, скрывая свой ум за сарказмом, а тело под мешковатой одеждой. А что делать, когда все детство учили, что нельзя выделяться, иначе «мужики» всю жизнь поломают. Но, если на судьбе написано, что от тебя зависит будущее двух миров, значит, придется показать себя во всей красе. А по пути выяснить, что истинная любовь на самом деле дарует Силу, а не отнимает ее.

Глава 1. Не хлебом единым

«Почему все время находится тот, кто велит тебе, как жить дальше? Чем заниматься, что делать, что читать, чему учиться. Ясно, что они не обо мне пекутся, а о своих шкурных интересах. Так почему я вынуждена всех слушаться?».

Анька вздохнула и поудобнее ухватила рукоятку ножа. Хлеб был свежий и не терпел, когда его кромсали. Такие буханки нужно разрезать нежно, плавно погружая нож в теплую, чуть клейкую мякоть, как будто водя смычком по струнам. Поэтому выместить злость на работе не получится.

Талант к высокохудожественной нарезке хлеба – кусочек к кусочку, без крошек и помятостей – открылся случайно, когда официантка-студентка вылила компот на белоснежные брюки очередного ценителя ее женских прелестей. И она тут же с большим скандалом была сослана на кухню, подальше от разъяренного гостя из премиум-апартаментов.

В санатории отдыхала большая партия каких-то нефтяников с севера, сорок мужчин после долгой вахты. И на всех них – всего полтора десятка практиканток из университета. Анька уже устала от пристального внимания к своей персоне, так как не привыкла к такой популярности.

Ладно бы шуточки и предложения интересного досуга, но зачем распускать руки? Пока домогательства носили только словесный характер, можно было делать вид, что все это говорят кому-то другому. Но когда ощущаешь чье-то прикосновение к своей спине прямо в тот момент, когда накрываешь на стол, это слишком.

Реакция была мгновенной – рука у Аньки как бы случайно дернулась, и фирменный напиток из черешни выплеснулся на самые интимные места неудачливого домогателя.

Под дружный хохот отдыхающих, покрасневшая официантка бросилась в сторону кухни, где и столкнулась с администратором, тут же разжаловавшим ее в работники кухни.

С одной стороны, она была рада избавиться от этой необходимости носить форменные блузки и юбки, обтягивающие и выставляющие напоказ слишком много всего. Но резать по сорок буханок хлеба три раза в день все же было тяжело.

Голова думает, а руки делают. Пока грустные мысли портят настроение, нож так и ходит, аккуратно разделяя хлебный кирпич на практически одинаковые кусочки.

Взять буханку, поставить на попа, разрезать сверху вниз. Взять одну половину и со стороны нижней корочки аккуратным поглаживающим движением погрузить нож в мякоть, потянуть его к себе с небольшим давлением вниз. Поднять тесак, снова опустить.

Тяжелый нож был старый, даже не старый, а старинный, с деревянной потемневшей рукоятью и неровностями на металле, выдававшими ручную ковку. Лезвие появляется, исчезает и снова выныривает. Блики, как калейдоскоп, складываются каждый раз в новый рисунок.

Вот вспыхнуло какое-то созвездие, вот мелькнул чей-то прищуренный взгляд, а на следующем взмахе по ножу как будто кто-то пробежал, оставляя трассирующий след, отливающий красным. Легко можно представить, как по такому резаку сбегают ручейки крови.

«Черт! Опять порезалась!» – заглядевшись, Анька утратила бдительность и чуть задела лезвием средний палец. – «Странно, обычно нож нашей крови два раза не берет». Во всяком случае, так всегда утверждала бабушка, да и девушка не раз подмечала эту примету, поэтому и не любила пользоваться чужими или покупать новые ножи – каждый раз, как ни береглась, все равно травмировалась.