Убей Зверя сам!..
Наум Баттонс
Памяти моих уже покойных близких людей, переживших немецкую оккупацию. Пьеса основана на их воспоминаниях. Она о том, что минувшая война была не просто Великой Отечественной, но ещё и продолжением Гражданской войны. Первое название пьесы: "Непримиримые". Это о нас с вами, ведь Гражданская война, несмотря на кажущиеся мир и покой, до сих пор всё ещё продолжается. Потому что Зверь всё еще жив. Он живёт в нас! Он просто ждёт! Ждёт своего часа!
Действующие лица:
Николай Жирков: лейтенант Красной Армии. Летчик. 19 лет. Сбит во время воздушного боя. Ранен. В плену.
Василий Благушин: житель села Калиновка, поселковый староста, 56 лет. Арестант.
Яков Гринберг: комиссар местного партизанского отряда; бывший начальник НКВД по Белёвскому району Тульской области; задержан во время посещения деревни Уткино. Арестант. 48 лет.
Вера Гулидова: молодая крестьянка; 18 лет; у неё в гостях был задержан Яков Гринберг.
Сашка Мытарь: полицейский
Григорий Уваров: полицейский
Время и место действия: лето 1942 года. Территория оккупированная немцами: Тульская область, Белёвский р-н, д. Зайцево. До линии фронта около 10 км.
Действие первое
Крестьянский сарай, оборудованный под камеру заключения. Внутри остатки прошлогоднего сена. Достаточно темно. Из двух небольших окошек дневной свет плохо освещает помещение. В сарае находятся два человека. Они арестанты. Один мужчина, крепкого телосложения, среднего роста, уже пожилой. Ему на вид около шестидесяти лет.
Второй: совсем молодой человек в форме красноармейца. Он подстрижен практически под «ноль», уши оттопырены, от этого выглядит совсем как подросток. Петлицы сорваны, поэтому сразу не понять, в каких войсках он служил, и в каком звании состоял. У него повреждена нога и рана на правом боку. Состояние его удручающее, но молодой человек находится в сознании. Нога перевязана грязными бинтами. Он лежит на небольшой кучке сена. Пожилой мужчина сидит на полу в углу сарая и внимательно смотрит на молодого красноармейца, а тот, отвернувшись, молча смотрит в противоположную сторону. Каждый думает о чём-то своём. Благушин первый нарушает молчание.
БЛАГУШИН: Ндаа…, сынок, влип я из-за тебя по самые уши. И чёрт тебя дёрнул здесь летать! Ни разу не летали за целый год, а тут, на тебе…. Да ладно бы еще ас залетел, а то асёнка какого-то послали! Господи!.. Тоже мне, «сталинский сокол»! «Соколёнок» ещё неоперившийся, два шага до дистрофика, а его, видишь ли…, в бой! Какой вылет-то?
(Красноармеец не отвечает и продолжает молча смотреть в другую сторону)
Ну, не хочешь отвечать – не надо! Видать тайна это очень большая, военная…. Но, а звать-то тебя хоть как? Второй день с тобой вожусь, под расстрел, скорее всего, попал, а знать не знаю ради кого! Чего молчишь-то? Слышишь? Звать-то как?
(Красноармеец поворачивает к нему голову. Во взгляде чувствуется какая- то неприязнь и в то же время проскальзывает какой-то детский испуг и поиск защиты от надвигающейся большой несправедливости).
КРАСНОАРМЕЕЦ: Николай! Николай Жирков! Лейтенант Красной Армии!
БЛАГУШИН (с иронией): Лейтенант…. Коля, значит! Ну что же, лейтенант Коля, а я Василий Михайлович Благушин – староста местный! Ну, энто, похоже, уже в прошлом! Так что можно просто – Василий! Возраст говорить не буду, потому что годы нам уже сравнивать ни к чему. Скоро Господь уравняет их…. Откуда ты, Коля?
НИКОЛАЙ: С Тулы….
БЛАГУШИН: Ну, почти земляк тогда! Лет-то тебе сколько?
НИКОЛАЙ: А вам то, что? Свои, поди, не назвали….
БЛАГУШИН: Мне-то? Мне-то, конечно, дела нет! Мне только одного хочется сейчас!..
(Василий делает паузу и внимательно смотрит на Николая. Тот, глядя в глаза, не выдерживает его взгляда).
НИКОЛАЙ: Чего тебе хочется?
БЛАГУШИН: Потом, может быть, скажу! Так лет-то сколько тебе?
НИКОЛАЙ: Девятнадцать в мае исполнилось.
БЛАГУШИН: Господи! Совсем дитя ещё! Родители-то есть? Живы?
НИКОЛАЙ: Мать жива…. Я надеюсь…. В Туле она…. А отец…. (Делает паузу и отворачивает голову от собеседника)
БЛАГУШИН: Что отец?
НИКОЛАЙ: Нету у меня отца! Был и весь вышел!
БЛАГУШИН: Погиб что ли?
НИКОЛАЙ: Не знаю…, но лучше бы