Назад к книге «Истории дождя и камня» [Инга Лис]

Истории дождя и камня

Инга Лис

… Шарль снова ощутил, как где-то в небесной выси возобновили свой ход стрелки невидимых часов. Он помолчал, вглядываясь в такие знакомые лица – зрелые и совсем юные, безусые и давно небритые, внимательные и скучающие, ироничные, откровенно-раздражённые и просто уставшие, – а затем произнёс: – Уверен, не следует объяснять, что Корби значит для нас и для безопасности Парижа, а потому нам с вами следует приложить максимум усилий, чтобы освободить его как можно быстрей. Я не требую каких-то неимоверных подвигов, потому что уверен: каждый из вас и без лишних напоминаний знает о долге перед Францией. Просто хочу пожелать удачи и сказать, что буду очень рад увидеть вас всех завтра в добром здравии. Да, и вот ещё что… сражаясь, помните не только о родине, но и о своих товарищах, которые будут драться бок о бок с вами. Потому что в бою многое зависит не только от личных умений или удачи, а, в первую очередь, от того, насколько надёжно ваш товарищ прикрывает вашу спину, а вы – его… Надеюсь, вы поняли меня, господа… Воцарилось молчание. Мушкетёры хмурились, а губы у некоторых шевелились, словно они проговаривали следом за лейтенантом его слова. А затем Атос выступил вперёд и отсалютовал ему шпагой: – Мы не подведём, ваше сиятельство. И помним также наш девиз… – он обернулся к товарищам, а сотня глоток выпалила на едином дыхании: – Один – за всех и все – за одного! В соседней рощице с шумом вспорхнула стая птиц, и взвились на дыбы привязанные неподалёку кони. У Шарля морозная волна прокатилась вдоль позвоночника, и от волнения окончательно перехватило дыхание. Как же долго он стремился внушить этим сорвиголовам, что рота всегда будет нечто большим, чем просто голубой плащ и неплохой заработок. Рота – это своеобразная семья, члены которой должны горой стоять друг за друга. Кто-то не понимал его, кто-то игнорировал, кто-то откровенно скалился в ответ, а вот теперь – поди ж ты… неужели сработало? … Один – за всех и все – за одного. Наверное, сложно отыскать такого человека, чьё сердце, замерев на мгновение, не забьётся в сладкой истоме при звуках заветной фразы. И вряд ли найдётся тот, кто, распрощавшись с д’Артаньяном на последней странице «Трёх мушкетёров» и листая затем «Двадцать лет спустя», хоть раз не задался бы вопросом: как могла бы сложиться жизнь молодого гасконца во временном отрезке между этими двумя великими книгами? Хотите узнать? Об отрочестве Шарля д’Артаньяна и его семье, о том, кем, на самом деле, оказалась миледи, действительно ли лейтенант мушкетёров и великий Ришелье были врагами, а кроме всего прочего – историю заговоров Великого Конюшего и королевского брата Месье, тайну писем Валь-де-Граса и наиболее кровопролитных сражений Тридцатилетней войны? Тогда милости просим, господа, и, надеемся, автору удалось не просто перенести читателя в легендарный мир мушкетёров, но и по-настоящему поразить воображение даже самых требовательных поклонников мушкетёрской саги.

Инга Лис

ИСТОРИИ ДОЖДЯ И КАМНЯ

Тому, кто за меня в ответе

Прелюдия

– Можно войти, г-н лейтенант? – двери приоткрылись, и на пороге появился посыльный. – Вам письмо.

Человек в плаще мушкетёра, стоявший у окна, обернулся, протянул слуге монету.

– Спасибо, – произнёс с сильным гасконским акцентом, который ничуть не ослаб за три года, проведённых в Париже. – На сегодня ты свободен.

Посыльный ушёл, и тогда мушкетёр запер за ним дверь, вернулся к окну. Прислонившись к подоконнику, долго рассматривал конверт, поглаживая печать тонкими изящными пальцами.

Человеку у окна, которого посыльный назвал г-ном лейтенантом, с равным успехом можно было дать и двадцать, и сорок лет.

Невысокий, но при этом тонкий и стройный, он был удивительно ладно сложен. У него было худое скуластое лицо с насмешливо изогнутыми губами и тонким, с характерной горбинкой, носом. Волосы цвета воронова крыла юноша обычно собирал в небрежный хвост, однако сейчас они просто рассыпались по воротнику, украшенному дорогим брабантским кружевом. Непослушная чёлка скрывала глаза, и они-то путали все карты. На первый взгляд, гасконцу было не больше двадцати – возрас