Огнива

Ирина Владимировна Артюхина

Древняя Русь, X в. В глуши вятских лесов в роду Бортников появляется необычный ребенок. Она закручивает судьбы всех, кто прикасается к ней, распутывая родовые проклятия и позволяя простым смертным приблизиться к миру Богов. Это история про быт и культуру древних славян, про забытую магию наших предков, про любовь и силу духа, про непостижимого бога Велеса и исчезнувший город Дедославь.

Часть 1. Огненный цветок

Глава 1. Сон Искры

Дедославль, 956 г. (6464 г. от сотворения Мира).

Вечерело. На небе зажглись первые звезды, и молодой застенчивый месяц показал свой бок из-за туч. Ненастье стихло. Ветер успокоился, устал кружить по городу, завихрился в темном переулке и исчез, оставив за собой сверкающую снежную пыль. Прохожих становилось все меньше. Все тише делался морозный воздух, колыхаемый лишь редким лаем собак да скрипом валенок по сугробам.

В Дедославле зимой ложились рано. Лишь солнце начинало клониться к закату, как затворялись тяжелые двери изб. Горожане не любили поздних прогулок. Не только свирепый холод был тому виной. Близилась верхушка зимы, ночи становились все длиннее. Морена ледяной рукой белила дороги и крыши, призывала лютую стужу. Всякая хворь да напасть бродили ночью за тынами. И потому старались укрыться люди в теплом доме возле доброй печи, под присмотром чуров. В избах весело трещал огонь, согревая, защищая от ночных духов.

Стемнело. Последние голоса стихли на улицах. Большинство дворов, что стояли на краю ярмарочной площади, уже укрылись в дремотной темноте. Лишь один дом не спал. Сквозь тяжелые дубовые стены можно было уловить негромкий разговор.

В просторной горнице за столом сидело четверо мужчин. Перед ними лежал недоеденный каравай с капустой и яйцом, печеные яблоки с медом и полупустые кружки с медовой брагой. Большой чугун, где час назад дымились щи, одиноко пустел на краю стола. В нем лежали теперь только деревянные ложки, да кости.

В углу пыхтела добротная каменка. За чугунной заслонкой пылал огонь, порождая причудливые тени на потолке. Свет выхватывал из темноты красный угол, что в любой избе находится против печи. Лики деревянных чуров оживали от вспышек и, казалось, внимательно следили за хозяевами дома.

Возле печки, слушая мужской разговор, дремала хозяйка, машинально скручивая тонкими пальцами нить. На полатях уже давно спали дети, а гости, несмотря на поздний час, вели оживленный разговор и не собирались расходиться.

– Да, други, – сказал один, – гожий нынче день, ой гожий!

Он взял кружку и сделал приличный глоток. То был крепкий мужчина с густой светлой бородой и такого же цвета кудрявыми волосами, обрамлявшими широкое лицо. По виду ему бело не больше 25 лет, но тяжелый взгляд светлых глаз и глубокая складка на лбу говорили о большом опыте и пережитых трудностях. Звали его Твердята или Твердя. Тяжел был его нрав, толи доставшийся от покойного отца, толи сам собой появившийся с годами. Однако сейчас выглядел он пьяно и весело, не то от жара в горнице, не то от пенного напитка на столе.

– И то верно, братец, соглашусь с тобой. Удачно мы распродали весь мед, по три деньги… – отвечал второй.

Он выглядел пьянее Твердяты, и весело размахивал руками. Это был Ладимир, Ладко –брат Твердяты. Он тоже носил золотую бороду, те же светлые кудри и голубые глаза. Ладко был немногим младше Тверди, но, меньшая ответственность за род сделала его нрав более простым и открытым. Поэтому черты его лица, хоть и походили на брата, выглядели мягче.

– Конечно распродали. У вас мед – просто чудо! Я таковой диковины никогда не вкушал – воскликнул третий, отхлебывая сладкой медовухи.

Это был широкоплечий молодой великан с большой рыжей бородой и здоровенными ручищами. Звали его Горяк Огнянович. Был он кузнец и брат хозяйки дома.

– Разве не ладно мы его сторговали тому… как ж его кличут? – подхватил Ладко.

– Стредуб, Стредуб Осмыслович, – ответил Горяк.

– Точно Стредуб! Он все крутился вокруг и вынюхивал, и высматривал, и выпробывал… будто хотел изъян найти в нашем воске. Только зря старался, нету там изъянов.

– Не ведаю я его, – проговорил четвертый мужчина зыч