«До конца»

Мне страшно не суметь однажды

Сложить, как следует, слова:

Не передать июльской жажды,

Того, как падает листва,

Того, как падает комета,

Как снег ложится на виски,

Того, как любят безответно

И писем жгут черновики,

Того, как по ночам тоскуют,

С утра заваривают чай,

Того, как радостно целуют,

Сцеловывая с губ печаль,

Того, как плачут и смеются,

Как бьются в тишине сердца…

Стихи не пишутся – поются.

Дай, Боже, петь мне до конца!

«Снега»

Какие синие снега!

Звенит, как серебро, дорога.

Летят снежинки сквозь века,

Ложась на месяца рога,

И падая в ладони Бога.

Не тщись судьбу предугадать:

Какие б не мешались краски,

Ложись, ложись спокойно спать,

Оставь метели завывать

В своей прекрасной, буйной пляске.

Какие злые холода!

Но, обгоняя ночь земную,

С тобой бежим по кромке льда

В белеющее никуда,

И вьюга щеки нам целует.

«До черных дней»

До черных дней

Мы были еще дети.

Нас ветер целовал,

Бессмертный и шальной.

Мы слушали,

Как небо ночью бредит,

Как звезд его металл

Дрожит над головой.

До черных дней

В ушах шумело море,

И синь его как сон

Под веки залилась,

А если буре

Хочется повздорить,

То темных крон листве —

Навеселиться всласть.

До черных дней

Не говорили дважды,

Не тратили добра

На суеты венец.

Нас было двое.

Знаешь, помню даже:

Из твоего ребра

Создал меня

Творец.

«Осень»

Не знаю, что тогда случилось с нами:

Мы помнили себя едва-едва.

Тряхнула ведьма рыжими кудрями,

С ее волос посыпалась листва.

В печной трубе завелся домовой,

Ты рассказала мне с утра об этом,

А ночью мы его слыхали вой.

Ты, засыпая, не гасила света.

Сова в лесу соседнем хохотала,

Как будто сумасшедший от тоски.

Как мастерица кружево сплетала,

Сплетали сеть над печкой пауки.

Как птица, раскрывала ночь крыла,

Ее туман съедал огни селений.

И ты ночную темноту кляла

В пугающе холодные мгновенья.

А ворожеи ненаглядной косы

Готовы уж покрыться сединой…

Так с нами забавлялась эта осень,

Все время стоя за моей спиной.

«После праздника»

Шкурки мандариновые на пол,

Стану убираться – подмету.

Кот стеклянный шарик поцарапал,

Видишь на серебряном черту?

Хвоя осыпается ночами.

«Выносить пора. Стоит давно».

Серебристо-синими очами

Смотрит в нас замерзшее окно.

И тепло мы делим, чтоб хватило

До весны, до золота лучей.

На пол ты игрушку уронила.

Праздник пролетел давно. Ничей.

«Декабрьское»

А за стеклами – снега холодная пыль.

(И вдохнуть ее больно, и выдохнуть страшно.)

И мой город почти совершенно остыл:

Побелели и замерли крыши и башни,

Тротуары закованы в мутный хрусталь,

У прохожих в глазах – незнакомая влага.

(Вспоминаю об осени – осень не жаль —

И твержу: «Вероятно, что все это благо».)

На морозе дыхание – легкий дымок,

Значит, жизнь подсознательно стала дороже.

Если кто-то согреться кому-то помог,

В этом счастье храни их, пожалуйста, Боже!

(Был когда-то июль – ты еще не забыл?

Все сейчас о таком пустяке позабыли!)

А за стеклами – снега холодная пыль.

И мы зиму простили.

Почти полюбили.

«Валентина»

Дорогому Другу

В душе твоей – ветра, прибой и пена,

Туман ночной и утренние росы

Звенят или молчат попеременно…

Ты целый мир в своих ладонях носишь!

И летних дней тепло, и снег средь ночи,

И запах книг, и шорох винограда

В глазах твоих искрятся. Между прочим

Они все зеленей, когда ты рада.

Когда-то был и космос упомянут —

В сравнение он лег, как в лодку весла.

Когда метели за порогом грянут,

Ты знай: неважно, кто из нас стал взрослым.

Есть то, что непреложно и несменно,

Тогда, теперь, вовеки и отныне.

В душе твоей – ветра, прибой и пена.

Пусть голос их гремит под небом синим!

Как звезд лучистых синие осколки

Звенели и сливались воедино,

Засеребрилось на устах надолго

Серебряное имя – Валентина.

«Земляника»

Земля заросла земляникой

На месте пустых городов,

И стало все сладким и диким,

Одним из запутанных снов.

Повсюду развешаны