Разлом. Книга 1

Роман Владимирович Куликов

Четыреста лет назад Земля разломилась, и из Разломов вырвалось неведомое излучение, разделившее человечество непреодолимыми границами – Барьерами. Территории – Пределы оказались изолированы друг друга на сотни лет, и общества развивались в них различными путями. Где-то осваивали силу пара, другие внедряли биотехнологии, третьи сделали ставку на использование нефти и мощностей дизеля. Но были и такие, что в силу обстоятельств регрессировали, скатившись к феодальным отношениям или дикарству. И люди, запертые в своих Пределах, не знали, что сталось с остальным человечеством, пока однажды Барьеры не стали частично проницаемы…

Глава 1

– Злотый! Злотый!

Голос Войцеха тонким писком пробивался сквозь давящую тишину.

– Злотый, сука, очнись!

А! Значит, как ругаться, так это мы на русском, а как моё имя и фамилию произносить, так сразу на польский переходим. Вот “Злотый” пусть тебе и отвечает.

– Злотый, подъем! Не спать, Злотый!

Противный звук мешал нежиться в спокойном полусонном состоянии. Хотелось протянуть руку и выключить мерзкого напарника. Для этого надо что-то повернуть.

– Златов!

Ага. Помнишь значит мою фамилию. И что я никакой не «злотый», не «джин», не «деоро», не «арани», и уж точно не «голди», как любят меня почему-то называть местные в разных Пределах. Я – Златов. Роман Златов.

– Злотый, ты горишь! – надрывался напарник.

Опять?! Ну вот что за мудак, а? Причём братца моего – Петра – он "злотым" не зовет. Да и никто не зовет. А меня зовут. И не думаю, что дело в титуле, который есть у него и нет у меня. Уполномоченный посол Его Императорского Величества – звучит круто, конечно, но кого сейчас волнует крутизна? Так, стоп! Что значит «горишь»?!

Я будто выныривал на поверхность после глубокого погружения. Муть, застившая взгляд, расступалась, возвращались звуки.

– Златов! Златов! – теперь голос прикрывающего просто гремел в наушниках. – Очнись!

Противный писк разносился по кабине и резал слух. В такт ему на панели мигала красная лампочка противопожарной системы, оповещая о том, что правый двигатель моего «Беркута» действительно горит.

Я помотал головой и несколько раз зажмурился, пытаясь окончательно прийти в себя.

– Златов! – вопил напарник.

Желто-черный полосатый хвост его юркого «Шмеля» маячил прямо по курсу, отчетливо различимый на голубом полотнище неба.

Так, так, так! Рома! Давай, включай бестолковку! Делай что-то! Ты же пилот почти с пятнадцатилетним стажем. У тебя за плечами сотни рейсов….

Но мыслить чётко не получалось. Да, горит движок. Да, ситуация смертельно опасная. Да, кроме меня никто не сможет ничего сделать. Делать то что?

Ох, тяжко дался в этот раз переход через Барьер. Организм категорически хотел спать и ему было плевать, что счёт идёт на секунды.

– Златов, очнись!

– Я здесь, Войцех, – это ещё не я сказал, это губы сами прошептали, но хоть что-то.

– Ты горишь, Рома!

– Чего орёшь, – вяло сказал я наконец. – Ну горю? Ну и что?

И вдруг сознание включилось. Будто по щелчку. И тут же страх, ледяной иглой, пронзил от маковки до пяток.

Самолёт горит! Значит перехватчики на той стороне Барьера таки зацепили! Сволочи!

– Златов, приди в себя!

– Спокойно, пришёл уже. Где нас выбросило?

– Отлично вышли, до платформы рукой подать! – Войцех по инерции продолжал вопить. – Гаси пламя!

– Всё, не ори больше. Решаю.

Очевидно, что первая очередь пожаротушения не сработала. Не удивительно – в Барьере не только людское сознание даёт сбой, но и техника.

Пальцы соскользнули со штурвала, потянулись к панели, перекрывая подачу топлива на поврежденный двигатель, а потом вверх, к ряду кнопок над головой, включая огнетушители второй очереди.

Будем надеяться, что они исправны. Послышались тихие хлопки сработавших пиропатронов, заглушаемые воем ветра за бортом и гулом левого движка. Сигнал тревоги не утихал, а лампа продолжала мигать.

– Войцех, посмотри, что там у меня сейчас?

«Шмель» напарника сразу ушёл вверх и, сбросив тягу, пропустил меня под собой.

– Коптишь, как в колбасном цеху.

– Пламя?

Пауза. Слишком длинная пауза. Я напрягся.

– Нет. Нормальн