Второй после Солнца. Часть вторая

Игорь Белладоннин

События этой многофигурной и многоплановой композиции, исполненной иронии – доброй и не очень, – разворачиваются от эпохи Троянской войны до 2001 года (года написания книги). В центре – сверходарённый герой, проходящий путь от самодовольного любимца мирового бомонда до мизантропа, его поиски, взлёты, провалы. Но сильное врождённое плутовское начало позволяет г-ну Глюкову практически любую – даже самую печальную – жизненную ситуацию оборачивать в декорацию для демонстрации редкостного фиглярства. Наедине же с собой он подвергает анализу патологические черты своей личности, копается в себе – местами больном и испорченном, – и извлекает крещендо на суд божий сюжеты от абсурдистской исповеди безобразника до реквиема по останкам души современного обывателя. Роман выведет вас из равновесия, пробудит сильные эмоции: от отвращения к автору, героям, роману и жизни в целом до восхищения (ими же). В первую часть вошли главы с 1 по 9, во вторую – с 10 по 21. Содержит нецензурную брань.

10. День молодецкой казни

Турки разбудили Пугачёва[1 - Турки разбудили Пугачёва – Е. И. Пугачёв участвовал в русско-турецкой войне (турецкой кампании) 1768-74 гг., закончил войну хорунжим (младший офицерский чин в казачьих войсках).], Пугачёв разбудил Аркашу.

– Турки, турки, – попенял Аркаша туркам, позёвывая, – ну на хрена ж вы Пугачёва-то разбудили? Не прощу вам этого, так и знайте.

Прозевавшись, Аркаша причесался и отправился ко двору.

При дворе Аркаша был встречен жидкими аплодисментами дворни. Ободряюще сделав ей ножкой, Аркаша без доклада проследовал к государыне, которую приветствовал коротким поклоном и долгим рукопожатием.

– Ах, Аркаша, Аркаша, – с восторгом произнесла государыня, – какой у вас свежий вид, будто вы проспали всю турецкую кампанию! Я, кстати, не помню, мы уже бывали с вами в случае?

– Нет, мадам, иначе вы бы этого не забыли, – галантно ответил Аркаша и ободряюще сделал государыне ножкой.

– Ну так пойдём же, – встрепенулась Екатерина, – жизнь проходит, и проходит молодость, а мы так и не успели ещё толком познакомиться.

Молча поклонившись, Аркаша последовал за императрицею.

– Вот мы и дома, – объявила государыня, проведя Аркашу в опочивальню. – Располагайтесь, Аркаша. Что будете пить?

– Я б лучше съел чего-нибудь, – ответил практичный Аркаша.

– Бедный мальчик! – воскликнула государыня. – Он проголодался! Ну ничего! Я утолю твои аппетиты!

И первый раз ухнул за окном филин. Аркаша поёжился: ему предстоял подвиг. Во всяком случае, предприятие ожидало его не столь уж простое и приятное, как можно себе теперь вообразить: талия государыни (и не только талия) существенно превосходила 48-й размер, в пределах которого Аркаша, собственно, только и воспринимал женщин как женщин.

«Спокуха, парень», – сказал себе Аркаша. «Есть спокуха!» – ответил Аркаша себе же и успокоился.

И второй раз ухнул филин, когда трещала, хрустела и стонала главная российская перина, в которую Аркаша вколачивал главную российскую фемину.

– Хватит, Аркаша, милый, ну хватит, – молила измочаленная царица.

– Взывает к страсти ухающий филин, – хрипел Аркаша.

И третий раз ухнул филин, когда Аркаша смог оторвать себя от государыни, а государыню от себя.

– Ну, Аркаша, услужил, – пыхтела государыня. – Не отпущу тебя никуда, будешь жить при мне и спать при мне, а я буду тебя кормить и баюкать.

– Спасибо, государыня, – поблагодарил Аркаша, поспешно осушая третью бутылку бургундского, – я только что выспался на всю оставшуюся жизнь. Позвольте откланяться?

– Приходи же завтра, – пригласила государыня, протянув для поцелуя руку и целуя, в свою очередь, Аркашину, – будет диспут, ты сможешь блеснуть.

Всю ночь – от неявного заката до неясного рассвета – Аркаша бродил по городу. Стихи лились на него с жёлто-серого небосвода, поднимались ночными испарениями из каналов, дробью отскакивали от дворцовых стен.

– И светла!

была!

игла! – декламировал Аркаша. –

– И ночь была тиха,

и путь – кремнист,

судьба моя – лиха,

и гений – чист.

Меняли друг друга зори, и с ними менялся Аркаша: он становился чище, лучше,