Назад к книге «Из цикла рассказов: «На окраинах Империума». Часть 3. Около ноля» [Сергей Алексенко]

Огромный грузовой корабль потряхивало. Отсек был переполнен самыми разными людьми: женщинами и мужчинами, больными и здоровыми, молодыми и старыми. Некоторые выглядели как какие-то нищие, другие щеголяли дорогими комбинезонами, но было между ними и что-то общее. Чувство страха, оно приобретало в этом металлическом пузыре, переполненном людьми, какую-то материальность. Достаточно было взглянуть на любое бледное лицо с плотно сжатыми губами, в любые полубезумные глаза, в которых плескалась паника и можно было сказать, что страх здесь, он наполнял весь отсек и сердца всех людей, которым не повезло в нём находиться. Общую гнетущую атмосферу только усиливала ветхость судна, не надо было быть специалистом, чтобы понять: посудина знавала лучшие дни. Обшивка была неновой, кое-где проступали пятна ржавчины, некоторых заглушек не хватало, а о капитальной уборке владельцы даже и не помышляли. В такие условия загнать людей могла только нужда.

Корабль тряхнуло чуть сильнее, мигнуло и погасло освещение, тут же зажглось аварийное, тусклое освещение красного оттенка. Кто-то вздрогнул, раздались испуганные крики. Потом ненадолго всё затихло, тишина была такой, что в большом отсеке отчётливо различались чьи-то всхлипы, которые проходились по расшатанным нервам не слабее очередной встряски.

– Это налёт! Эти сукины дети добрались до нас. Я не с чем не спутаю атаку звена истребителей Ярость – 8. Чёртовы ублюдки решили пустить нас в расход. – зашептал невысокий пожилой мужчина, на лбу которого выступила испарина, своему соседу. Лицо мужчины было суровым, но виной тому была не опасная ситуация, его выражение почти не менялось в зависимости от эмоций. Густые сдвинутые брови, замершие в одном положении, производили впечатление, что мужчина всегда сердит.

– Откуда такая уверенность? Может просто какой-нибудь мелкий мусор или аномалия, а может старое корыто просто доживает свои последние дни. – ответил молодой мужчина со светлыми кудрями, у него было очень симпатичное, смазливое лицо, он явно был любимчиком женщин, а если выживет мог бы стать кинозвездой.

– Поверь парень, я служил и знаю о чём говорю. – отстаивал свою точку зрения его более опытный товарищ по несчастью. Словно в подтверждение его слов, встряска повторилась, завыли, но быстро захлебнулись тревожные сирены. Их сменил голос из динамиков: -Сохраняйте спокойствие, если вы находитесь в положении стоя, присядьте и прижмите голову к коленям.

– Ага, как же! Не велика разница стоишь ты или сидишь, если отсек разгерметизируется или откажут системы жизнеобеспечения. – мужчина не успокаивался, от кривой полуулыбки шрам на его правой щеке выглядел особенно жутко.

– Так вы дезертир?

– Я своё отвоевал, парень, так что на тебя не обижаюсь. Видел столько грязи и крови, что на две или три жизни хватит с лихвой. А теперь я просто устал и хочу покоя, впрочем, похоже в этой сраной системе, его могут получить только мертвецы.

Ответ был уклончивым и не как не раскрывал судьбу мужчины, впрочем, было непохоже, что парень рассчитывал на какой-то другой. Каждый на этом корыте был беглецом и бежал в дивный- новый мир, чтобы забыть о прошлом или спрятаться от него.

– Не хотел вас задеть, просто у самого нервы на взводе. – было не похоже, что парню нравится разговор, но у порога смерти одиночество чувствуется острее, заглушить страх, заглушить тоску, пусть даже пустыми словами, хочется даже смельчаку.

– Да, брось, говорю же: не обижаюсь. Меня, кстати, Сергей зовут. Сергей Юпитерский. – мужчина протянул руку.

– Что папа большой поклонник истории покорения космоса? А я – Максим Ромашкин. – он пожал протянутую руку. Оба не знали зачем это случайное знакомство, но на трясущейся палубе было действительно жутко и очень хотелось хоть какой-то поддержки, за неё могло сойти даже рукопожатия случайного попутчика.

– Что папа фанат ботаники?

Шутка не была смешной, если быть объективным, она была никакущей, но оба нервно рассмеялись и почувствовали себя как будто бы лучше. Сильное нервное напряжение не могло держать долго, так или иначе оно отпускало, оставляя после себе неприятный привкус: вроде бы выжил, а вр