Все еще я

Nikki Tozen

Вина #1

Вина ломает меня на части. Пережевывая, дробит мне кости. Это чувство не оставит меня до тех пор, пока от меня не останется горстка пепла. Мне нужно избавиться от нее… Где мне найти нож? Или пистолет? Содержит нецензурную брань.

Все еще я

Цикл: «Вина», книга №1

Проблема линии в том, что она может быть бесконечно растянутой на многие, невидимые даже тому, кто ее растягивает, непеременяющиеся сантиметры, метры, километры… Моя проблема в том, что мне не нужна бесконечность, чтобы понять, что эта неменяющаяся невидимая линия моей жизни не оставляет позади ничего, кроме темноты и бесконечных отключений, после которых следует головная боль и похмелье. Я не знаю, куда я иду и что вижу в таком состоянии, когда уже не кажется, что ты выпил слишком много или слишком мало; в состоянии, когда не важно, что за таблетку кладет тебе в рот парень по имени Дэни; в состоянии, когда ты не помнишь слова или то, какого цвета были глаза твоей случайной девушки; в состоянии полного равнодушия к тому, что тебя окружает. Словно кто-то тащит тебя за нос, и ты на цыпочках, хоть и не больно, неуверенной походкой идешь в сторону этих желтых тротуаров, набитых бесконечными автоматами. Кто-то рядом, такой же, как и ты, идет, одурманенный, и чувствует, что рядом с тобой он на вершине мира.

Пульсирующая боль, пространство ускоряется.

Я часто сравниваю раритет с ноу-хау, потому что отец говорил мне, что если добавить в виски бурбон, то скорее станешь пьяным в стельку, нежели счастливым владельцем виски и бурбона. Вообще он часто говорит о вещах, которые не всегда понятны окружающим, и ему это прощается, потому что он владелец огромной корпорации, название которой я до сих пор не могу выговорить. Сколько себя помню, рядом с этим небоскребом всегда стояли раритетные автомобили, владельцы которых были членами элитных закрытых клубов. Когда мне было пятнадцать лет, отец подарил мне «Феррари» и гордо бил себя в грудь, хвастаясь, что купил его для меня в Монако на аукционе.

Слово «элитный» следует за мной на протяжении всей этой линии, независимо от того, подходит данная ситуация под это или нет. Это слово обладает какой-то чарующей магией.

У меня было еще много машин, о которых я плохо помню, но именно эта «Феррари» осталась в памяти. Нет, не потому, что это была первая моя машина, а потому что под звуки разрывающейся магнитолы – той самой музыки, когда кричат, надрываясь без устали, и противостоят своим криком всему тому неравенству и ничтожеству, в которое мы сами себя превращаем – я сбил Лэсли Хаббарда.

Он был исследователем в области неврологических заболеваний и, по странному совпадению, превратился в овощ с моей подачи. Что же касается меня, то я был просто лишен прав пожизненно, но не помню, чтобы это в дальнейшем как-то мешало мне водить. За огромную сумму денег отцу удалось уберечь меня от тюрьмы и наказания.

Подонок… И это правда так: я подонок, «элита», «золотая молодежь». Про таких, как я, вы говорите: «им все сходит с рук», «да что они вообще знают о жизни, как смеют рассуждать, когда все, что они могут – это транжирить деньги родителей, употреблять запрещенные препараты и без нужды напиваться, как последние свиньи», «за них все решено, за них все сделано». И эту линию рисует кто-то другой, но не ты.

Это было реальностью, такими были условия, в которых я рос, и другой жизни я не знал. За сводчатыми стенами моей комнаты я видел лес, спокойный и глухой – таким должен был быть и я, но что-то пошло не так. Что-то помешало сбыться мечтам моего отца.

Чрезмерная дозволенность и осознание того, что кончилась «эпоха невинности», но званые вечера, на которых так любят хвастать новоприобретенными акциями монополистских корпораций в сфере недвижимости, шоу-бизнеса и технологий рациональные друзья моего отца, по-прежнему остались.

Извращенная реальность сделала меня тем, кто я есть.

И, глядя на то, как стекает кровь с самой раритетной машины в мире, я думал не о том, что умирает человек, а о том, что отец зря старался, покупая мне ее. Эта машина не для лондонских дорог.

После того случая отец увез меня в Америку