Урэр – слабый шаман
Владимир Иванович Эйснер
Разве бывает вторая молодость? Ещё как бывает! Буровик Савва Чусовой и ненка Елица держатся за руки, собирая чудо-ягоду марангу, как называют морошку оленеводы. Шаман Урэр бьёт в бубен на Луне, а в чуме Елицы есть бронзовые колокольцы, которые пришивают детям на одежду. Савва заготавливает дрова и обещает писать. К Новому году дрова заканчиваются, а писем всё нет. Елица посылает Савве колокольчик, а сама уходит с собаками в лес по дрова, где светлой осенью вместе брали сладкую ягоду марангу. Но что это? Неужели свет фары снегохода мелькает в лесу?
В середине августа созрела морошка.
При буровой вышке в тундре возник стихийный рынок: оленеводы стали привозить марангу, как называют эту ягоду коренные жители Ямала.
Сварщик Савва Чусовой, купил лукошко северной малины у черноглазой ненки, попробовал и зажмурился: вкусно-о-о!
Товар она привозила на лёгких саночках, которые тянули две большие собаки. А жила рядом: верхушка её чума виднелась за ближней горкой.
По-русски изъяснялась коротко, предпочитала «харасо» и «да-да-да».
– Тебя как зовут, красавица?
– Мань нюм Еля! – скуластая тундровичка мило зарделась, но смотрела с вызовом.
– Савва! – и стукнул себя кулаком в грудь, как некогда Миклухо-Маклай у папуасов, полагая, что так будет убедительней.
– О-о-о! Савва? Сава! Сава-хасава! – Еля повторила имя с разными интонациями, но слов не хватало и замолчала, разглядывая сероглазого чернобородого мужчину.
Впечатлённый Чусовой стал покупать только у Елицы, и заметил, что и она выделяет его среди других.
Однажды утром он обнаружил, что Еля стоит рядом и наблюдает за его работой.
– Ань дорова, Савва!
– Дорова-дорова, Еля! Не смотри, глаза обожжёшь!
– Ниет! Виремя чуть?
– Что у тебя?
– Вот, – протянула картонку с рисунком печки-буржуйки.
Чусовой покрутил обрывок так-сяк.
– Вообще-то могу, но жести нет.
– Как ниет?! Ести жести! – указала рукой на бочку.
– Хм-м!.. – сварщик не раз видел, как оленеводы, изготавливали печурки для чумов из старых железных бочек.
После работы он сварил аккуратный камелёк на ножках и съёмную трубу из трёх колен, чтоб высоко и тяга лучше.
– Пасиба. Лакамбой… – И задержала свою руку в его руке.
– Погоди. Надо же установить печку, трубу вывести и закрепить. Мужики в твоём чуме есть?
– Ниету мусики.
– Одна что ли живёшь?
– Одна живёсь…
Новая буржуйка гудела как ураган, но благодаря отсекателю пламени и заслонке позволяла экономить дрова, что Еля сразу же оценила и благодарно глянула чёрными раскосыми глазами.
За чаем из листьев княженики Чусовой пытался разговорить хозяйку, задавал вопросы и жестикулировал, Еля отвечала односложно, однако обмена мнениями не поучилось.
Попрощавшись, сварщик продолжал стоять у входа в чум и переминаться с ноги на ногу. На западе горел закат, первые звёздочки перемигивались с огнями буровой вышки, которая оторвалась от тундры и висела на подоле неба как пришитый колокольчик, слегка покачиваясь над полосой тумана. Большая жёлтая Луна тихо стояла над миром.