Христов братец. Русские духовные стихи, легенды и сказки

Сборник

Лариса Иосифовна Фарберова

В этих стихах, легендах и сказках, щедро сдобренных фантазией – кроется правда, отражен опыт жизни души русского человека, опыт его человеческих срывов – и восстаний чудом и помощью Божьей, опыт его сложной, кровавой подчас, но благодатной истории, его человеческой немощи и любви, его веры. Веры вовсе не такой простой, как иногда считают те, кто красит Русь и ее народ в однозначно гламурные цвета и воздыхает об идиллической «Святой Руси» и «народе-богоносце». Смирение пред Богом – и детский бунт против Отца, сладостная тяга ко греху – и глубина покаяния, почитание церковной обрядовости – и кажущаяся никчемность русских юродивых и странников, языческий страх перед смертью и загробными муками – и крестная любовь ко Христу и пасхальная радость, всё спаяно воедино в русском сердце. Как документ души, как срез русского сердца и следует читать книгу «Христов братец».

В антологии участвуют тексты пяти книг: стихи – «Голубиная книга»: Русские народные духовные стихи XI–XIX вв. Московский рабочий, 1991; легенды – «Народные русские легенды А. Н. Афанасьева» Наука, Новосибирск, 1990; сказки – «Народные русские сказки А. Н. Афанасьева» : в 3 т. М., Гослитиздат, 1957–1958.

Христов братец. Русские духовные стихи, легенды и сказки

Составитель Лариса Фарберова

Допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви

ИС Р18-815-0542

В антологии участвуют тексты пяти книг: стихи – «Голубиная книга»: Русские народные духовные стихи XI–XIX вв. Московский рабочий, 1991; легенды – «Народные русские легенды А. Н. Афанасьева» Наука, Новосибирск, 1990; сказки – «Народные русские сказки А. Н. Афанасьева»: в 3 т. М., Гослитиздат, 1957–1958.

«Гадательное стекло» русской сказки

Вступая в сказочный мир, мы словно возвращаемся в «те баснословные года» (Тютчев), когда сказки нам рассказывали старшие. Но если мы ищем в них только погасшего душевного тепла, то уже на пороге нас может постигнуть разочарование. Сказка учит, развлекает, веселит, пугает, баламутит воображение, но не всегда греет или старается приласкать. В младенчестве сказки приходят к нам уже обработанными, обструганными, без сучков и шероховатостей, грозящих занозами. Когда-то они предназначались вовсе не детям, но взрослым, детства еще не утратившим. Или желавшим к нему вернувшимся. Сказка стирала границы между взрослостью и детством, обыденным и «баснословным».

Когда «сказка сказывается», она не только что-то рассказывает. Прежде всего она создает внутреннее пространство своего «сказа», собирая круг посвященных слушателей. Это область чудесного, в которую, как в детство, хотят окунуться. Оттого, как говорят исследователи, она никогда не исполняется лишь для себя. «Если сказочник рассказывает сказку в одиночестве, – говорит академик Д. С. Лихачев, – то он, очевидно, воображает все же перед собой слушателей. Его рассказ есть в известной степени и игра, но в отличие от игры лирической песни – игра не для себя, а для других. Лирическая песня поется о настоящем, сказка же рассказывает о прошлом, о том, что было когда-то и где-то»

.

Такое прошлое не уходит, но как будто затаивается в нас. Оно сохраняется в общей или общинной памяти. Сказка – как непреходящее воспоминание. Причем воспоминание о том, чего не было и быть не могло в земном текущем времени. Оно приходит из иной, необыкновенной реальности. Реальность эта может быть бытовой, но может быть и священной, когда повествует о делах Божиих в мире. Так Голубиная книга (первая из «сказов» нашего сборника), падает прямо с неба («со небес та книга повыпадала») и рассказывает о начале творения. «Да с начала века животленного сотворил Бог небо со землею, сотворил Бог Адама со Евою…». Священная история, хранящая в себе всю премудрость и все тайны, о которых мы знаем из Библии, переходит в повествование, когда эти тайны не просто сообщаются, [1 - Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. – М., 1978.– С. 225.] но поются. Пение, когда-то звучавшее и словно растворившееся в сказке – не только способ передачи особого знан