Ведяна

Ирина Сергеевна Богатырева

Этническое фэнтези

Так начинаются многие сказки: герой-сирота, оставшись у разбитого корыта, спасает волшебное существо, и оно предлагает исполнить три желания. Но кто в наше время в такое верит? Не верил и Роман Судьбин, хотя ему тоже рассказывали в детстве про духов реки и леса, про волшебную дудку, про чудесного Итильвана, который однажды придет, чтобы помочь итилитам… Но итилитов почти не осталось, не исключено, что Рома – последний, их традиции забыты, а культура под эгидой сохранения превращается в фарс в провинциальном Доме культуры. Может быть, поэтому Рома и оказался совершенно не готов, когда девочка, которую он дважды отбил у шпаны, вдруг обернулась тем самым чудесным существом из сказки и спросила: «Чего же ты хочешь?»

Он пожелал первое, что пришло в голову: понимать всех.

Он и представить не мог, чем это может обернуться.

Ирина Богатырева

Ведяна

Н.С.

© Богатырева И., 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Пролог

В то утро Су?дьбин был богом.

По крайней мере, чувствовал себя как бог.

Стоя за углом Итильского дома культуры (нового здания), у запасного выхода, в тени, он с удовольствием констатировал: да, я бог. Потому что только недавно этого мира не было, его вообще не существовало, и вот он появлялся во всем разнообразии своих форм, и созерцать этот процесс было очень приятно.

Так, уже вполне зримо проявился Дом культуры (новое здание) и плотная, прохладная тень за ним; заняли свои места и площадь, и соседнее здание администрации (во всяком случае, его фасад, за остальное Судьбин ещё не ручался), тополя по периметру, гул троллейбуса, подруливающего к остановке, и воробьи, копошащиеся в пожухшей траве на газоне. Да, этот мир был заштатным, он не претендовал на новизну, и всё же был приятен в своей простоте и любим сейчас так, как удавалось его любить далеко не каждый день.

Утро, к слову, вышло какое-то особенно замечательное: ясное, будто умытое, полное тугой силой позднего лета, оно само по себе вселяло надежду на что-то, так что даже не хотелось думать, на что именно. И всё, что было накануне: и вынужденная побудка, и предстоящий разговор с начальством, – всё как будто отодвинулось и казалось сейчас неважным. С лёгким сердцем Судьбин стоял и наслаждался, ни о чём не думая, глядя из-за угла на площадь.

Она уже успела прогреться. С остановки и от стоянки, которой за зданием не было видно, шли люди. Часть из них направлялась прямо, в администрацию, другая сворачивала в ДК. Судьбин развлекался тем, что по внешнему виду, по походке и вообще старался догадаться, в какую сторону человек пойдёт: к карьере и деньгам – в администрациию, или свернёт в ДК, где ничего этого не предполагалось и только слегка шевелилась хтоническая жизнь народной культуры. С такого расстояния узнать никого он не мог, поэтому эксперимент считал чистым. Когда же в последний момент незнакомая фигура вдруг оборачивалась бухгалтершей из третьего кабинета, электриком Петровичем, бодрой хареографиней или не менее бодрым баянистом, он же руководитель хора пенсионеров, он же заворгчасть, – это только убеждало Судьбина в том, что процесс восстановления запущен, реальность скоро соберётся окончательно, понятная, знакомая до икоты, такая же, как день, и два, и неделю назад. Ничего не меняется. Но сейчас эта мысль не наводила тоску, за что он грешил на свежесть утра и отсутствие мыслей в пустой, будто проветренной голове.

Вдруг снизу, с улицы бывш. Спасской, бывш. Луначарского, ныне Спасской вновь, невидимой отсюда, грянули и полились бравурные звуки школьного вальса. Судьбин вздрогнул. Реальность поставила последнюю точку, восстановив календарь: первое сентября. Там, на спуске к Итили, на залитой солнцем школьной площади начиналась торжественная линейка. Шеренги перед музейным, ветхим, но ещё молодящимся зданием школы № 1 (ныне, кстати, снова гимназии, как во времена Кривошеина), шарики-букетики, первоклашки с бантами, мамочки-бабушки с телефонами и папы с тяжёлыми фотоаппаратами, короткие юбки поверх загорелых коленок у старшеклассниц, прокуренный ржач молодых кобелей в задних рядах… Вы