Эпоха перемен
Николай Иванович Липницкий
Вирус, обрушившийся на человечество, перепахал цивилизацию вдоль и поперёк, оставив после себя руины. Он прошёл черной полосой через все жизни, став своеобразной границей между тем, что было До, и тем, что будет После. И человек уже никогда не станет прежним.
Никогда не думал, что в свои неполные шестьдесят лет мне придётся вновь браться за оружие. Нет, конечно, старым я себя не считаю, и, до сих пор, время от времени, засматриваюсь на симпатичных девушек. Хотя, кого я обманываю? То тут кольнёт, то там заболит. Да и хожу уже не так легко, не говоря уже про бег. В спокойные времена говорили: «Трусцой от инфаркта». Ага. Сейчас не до трусцы. Но, всё равно, в душе мне поменьше, чем по паспорту. Где он сейчас, этот паспорт? Наверное, так и лежит в нашей квартире. Я покосился на автомат, лежащий рядом. Обычный АК-74. В меру пошарпанный, в меру ухоженный. Раньше, в годы моей молодости, он не казался мне таким тяжёлым.
Осенний ветер швырнул мне в лицо целый букет ароматов. Тут запахи и пожухлой травы, и прошлогодней, ещё, прелой хвои, и пыльная грусть опадающей, буро-жёлтой с красными крапинками листвы, и чего-то ещё, терпкого, давно забытого, и, теперь, бередящего душу и щемящего сердце. Природа готовится к зимним холодам и продолжает жить. И ей нет никакого дела до нас, людей, тысячелетия паразитировавших на ней. Жила она до человека, будет жить и после. Хотя, человек ещё не уходит. Не сказал своего последнего слова. Он активно цепляется за жизнь.
Наверху опять грохнуло, потом хлопнула дверь на четвёртом этаже, и по лестнице тяжело прогрохотали кирзовые сапоги. Раритет по нынешним временам. Сосед на работу побежал. Уже год, как из района переехал, а всё никак в городскую жизнь влиться не может. Или не хочет. Так и топочет, как у себя в избе, стулья с грохотом по полу двигает, нимало не смущаясь тем, что под ним, на нижних этажах, тоже люди живут. И по лестнице вечно своими кирзачами топает. А, самое главное, не предъявишь, ведь, ему. Мужик здоровый. Кулачищи, что моя голова. На К-700 работает. Вечно под окнами ставит. Пока припаркует, вся квартира солярным дымом провоняется, если закрыть форточку не успеешь к этому времени. Бабы пробовали наезжать на него, да толку-то? Отмахнулся своей ручищей и дальше пошёл.
За год, даже, как зовут, узнать, толком, не удалось. То ли Васька, то ли Женька. И жена под стать. Такая же нелюдимая, худая, как вобла. Как они в районе жили? Там люди, в основном, общительные. Посудачить любят. Я, вообще-то, тоже не большой знаток сельской жизни, но по телевизору видел. Соберутся у колодца, и давай за жизнь под семечки беседовать. Как-то так. Одни дети у них нормальные. Общительные и без комплексов. Даже слишком. Пришёл я, как-то, с работы, вспомнил, что мусору накопилось. Дай, думаю, выкину, пока не разделся. Не закрывая двери, прямо в обуви прошлёпал на кухню. Пока из-под раковины ведро мусорное вытащил, оглянулся, а тут Петька, соседский сынок, стоит и с вожделением, так, на вазочку с конфетами смотрит. Простой мальчик. Зашёл, как к себе домой. Пришлось угостить.
За окном затарахтел пускач К-700, и я, спохватившись, бросился закрывать форточку. Вовремя. Мощный двигатель рыкнул, выпуская клуб вонючего дыма, и трактор, вырулил со двора. Жена раздражённо поджала губы и разлила кофе по чашкам. Я вернулся за стол и, откусив от бутерброда кусок, прибавил звук в телевизоре. Как раз заставка новостей появилась. Бодрый ведущий скороговоркой отрапортовал анонс, явно наслаждаясь тем, как он выглядит в кадре. Слух царапнуло сообщение из Таиланда. В Бангкоке зарегистрирована вспышка неизвестного заболевания. Мимоходом проскочила мысль о том, что вечно им в Азии неймётся. Тут, через две недели Новый Год, а они болеть надумали.
Кофе уже остыл, и я, сделав два больших глотка, отставил кружку и пошёл собираться. Понедельник день тяжёлый, а с начальством из-за опоздания отношения выяснять не хотелось. Ещё неизвестно, как с автобусом получится. Свою «Тойоту» я продал совсем недавно, новую не купил, а с графиком маршрутов общественного транспорта ещё не разобрался. По-хор