По ту сторону палаты

Марк Ротман

Что скрывается за дверями больницы? «По ту сторону палаты» – это сборник рассказов, написанных в период волонтёрства в одной из немецких клиник. Здесь собраны истории о любви и вере, о надежде и смерти, о людях и их судьбах. Забавные и трагичные, они напомнят читателю о важности поддержки и заботы о ближнем, заставят задуматься о скоротечности жизни и о наших родных, которым мы порой уделяем так мало внимания и тепла. Я посвящаю эту книгу моей семье, друзьям и всем тем, кому не чужда человечность. Внешность и имена пациентов и коллег были изменены в соответствии с законом о защите данных.

Благодарность (вместо вступления)

Когда я только задумывался о том, чтобы переехать в Германию, я невольно ожидал от немцев того же, что видел у русских при встрече с европейцами: неподдельный интерес, стремление показать лучшее, что есть в местных людях, желание породнить иноземца со своей страной.

Германия была моей детской мечтой, рождественской сказкой, где всё увешано гирляндами, а на улицах, окружённых будто кукольными фахверковыми домиками, царит уют и пахнет корицей и глинтвейном. Помнится, ещё ни разу не побывав в этой стране, я окрестил её своей второй Родиной.

Мне следовало бы меньше фантазировать. Умом я понимал, что реальная жизнь – не Рождество и не театральная постановка, но где-то в глубине души стойко держалась детская мечтательная картинка.

И вот, спустя годы мечтаний и сомнений, я оказался здесь. Я бродил по ухоженным нарядным улочкам, заслушиваясь речью, которая звучала совсем не так, как показывали нам в военных фильмах. Красота языка сразила меня уже давно, и большая часть полюбившихся мне песен была на немецком. Для меня в нём было всё: страсть, нежность, мощь, грубость и мелодичность. Я мог часами слушать телевизионные программы и радио, порой не понимая, что говорят ведущие, но неизменно наслаждаясь их великолепной речью.

Первое впечатление постепенно стиралось о бытовые картинки. Сам того не понимая и не желая себе в этом признаться, я впервые страдал от одиночества. Не было многочасовых разговоров за чашкой горячего ароматного чая, не было смешных школьных историй – не было ничего из того, что мне (как оказалось) так полюбилось в России.

Всё ещё лелея надежду обрести свой круг людей, я начал волонтёрство. Я ждал, что здесь-то наверняка найду новых товарищей: практически всех друзей в России я встретил на работе, за исключением, пожалуй, школьных. Это происходило само по себе, и я не мог даже предположить, что однажды столкнусь с проблемой в общении. Я привык быть если не душой компании, то уж по крайней мере правой рукой этой самой души. Однако здесь дело не шло: меня приняли весьма дружелюбно, но дальнейшее общение ограничивалось парой вопросов о повседневных делах. Сыграли свою роль и мой языковой уровень, и различие в менталитетах.

Со временем, пытаясь справиться с неким разочарованием и побороть тоску, я стал концентрироваться на том, ради чего изначально пришёл в клинику. Я искренне хотел помогать людям. Я верил, что лечить можно отнюдь не только медикаментами. Иногда доброе слово, поддержка и ощущение, что ты не одинок, делали уже половину дела. И я старался дать это своим пациентам. Для меня не существовало окончания рабочего дня: я продолжал думать об их судьбах дома, на выходных, я искал способы помочь им по мере своих сил, навещал их после работы и видел в них прежде всего людей, а не их болезни.

А потом я перегорел. Будто в один миг. Я приходил домой и понимал, что у меня нет сил, нет абсолютно никакого желания делать чью-то жизнь лучше, в то время как моя собственная катилась куда-то в тартарары. Я понимал, что я – всего лишь винтик в отлаженной системе, найти замену которому не составит труда. И, как и подобает винтику, автоматически выполнял свои задачи, не пытаясь прыгнуть выше головы. Я чувствовал себя абсолютно незначимым. Одновременно с этим меня коробило от одной мысли о том, чтобы в принципе признаться в этом кому-то, включая самого себя: не пристало ведь русскому парню прослыть слабаком, дураком и нытиком. Собственно, потому я и заперся в своей к