Карманный оракул

Бальтасар Грасиан

Librarium

Бальтасар Грасиан – крупнейший испанский философ-моралист и писатель XVII в., обновивший сам дух испанской литературы и создавший руководства на все случаи жизни. Сочинения Грасиана долго были в забвении, пока Шопенгауэр и Ницше вновь не открыли философа читающей публике. «Карманный оракул» – наука внимания к себе, наука, превращающая жизнь в роман. Чтение «Карманного оракула» не только помогает разобраться в парадоксах и странностях психической жизни, в том числе современного человека, но и разгадать загадки культуры испанского барокко.

Бальтасар Грасиан

Карманный оракул

© Марков А.В., вступительная статья, 2018

© Издание, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2018

Война и мир идей: достижения Бальтасара Грасиана

Бальтасар Грасиан-и-Моралес (1601–1658) один из самых универсальных умов в истории человечества. Бывают универсальные умы, которые просто много помнят и легко переходят от одних занятий к другим, связывая их для себя, но не для публики. Бальтасар Грасиан умел делать так много вещей в литературе, что даже загадка, помнил ли он сам всё, им сделанное; и он объяснял связь вещей наглядно любому читателю, даже недавно пришедшему к науке.

Эпоху, в которую жил Грасиан, называют эпохой барокко. Мы обычно понимаем под этим словом пышность декораций, множественность изощренных элементов в архитектуре или музыке, внезапные зрительные эффекты, величие замысла и задушевную близость его исполнения, наконец, праздничность и при этом некоторую меланхоличность. Кто внимательнее изучал эпоху, безошибочно назовет принятые тогда формы: обманки (тромплёи) как имитирующие объемные вещи плоскостные изображения; декор, воплощающий идею внезапности в необычно сложенных листьях, завитках и раковинах; предпочтение асимметрии перед симметрией. Кто читал литературу барокко, перечислит ее мотивы: размытые границы между сном и явью, религиозное понимание миссии отдельного человека, остроумие и масштабность сравнений, изысканный синтаксис, перебирающий эмоции с целью настроить на нужную мысль. Такое приближение к барокко верно, но начнем с самого понятия.

Слово «барокко» первоначально означало что-то вроде нашего «причуда»: необычная форма, обещающая внезапную идею; с тем отличием, что идеи барокко при всей их причудливости всегда полезны. Как научный термин для обозначения значительной части европейской культуры XVII в. это слово ввел Генрих Вёльфлин в книге «Основные понятия истории искусств» (1915). В этом труде Вёльфлин противопоставил Ренессанс и барокко не просто как эпохи, сменяющие одна другую, но как творческие и интеллектуальные принципы, противостояние и смена которых еще не раз воспроизводились в истории. Барокко сделалось термином, как только было осознано, что и в культуре ХХ в. мы можем найти свои «ренессансные» и свои «барочные» явления: скажем, Малевич ренессансен, а Шагал барочен, или Ротко ренессансен, а Поллок и Уорхол барочны, Пикассо ренессансен, а Дали барочен.

Ренессанс, считал Вёльфлин, погружен в созерцание контуров и форм, для него важно отделить одно от другого, провести строгие тонкие контуры, чтобы считать судьбу так, как считывают алфавит. Прозрачное небо, рисунок в основе живописи, интерес к астрологии с ее числами и к математической геометрии, перспективные и инженерные штудии – вот первые приходящие в голову приметы Ренессанса, и они все «линейны», подчинены прямому мысленному лучу взгляда. Барокко противопоставило линейности живописность, а именно умение совладать с большими красочными формами, сближая тем самым непохожее. Поэтому барокко всегда спонтанно и выразительно, всегда требует обозревать предмет с разных сторон, находя несходное в сходном, а не только сходное в несходном. Барокко – это большой квест, обучающий видеть не то, как идеи становятся очевидными, но как они вовлечены в работу.

Жизнь Грасиана довольно обычна для выходцев из семей состоятельных и добившихся всего своим трудом. Родился он в семье доктора, и как старший ребенок предназначен был с детства к духовной карьере. Жертва первенца для церкви была обычна в городских сем